библиотека.
Я прогнал Полидори. Теперь я не нуждался в нем. Я щедро вознаградил его, но он принял деньги с привычной для него неблагосклонностью.
— Почему именно вы, — говорил он, пересчитывая деньги, — должны обладать такой силой, чтобы сделать это, а не я?
— Потому что я не похож на тебя.
— Да. — Полидори прищурил глаза. — Думаю, вы не такой, как я. Я рассмеялся.
— Я никогда не сомневался, что ты обладаешь великой проницательностью, Полидори.
Он обернулся и злобно посмотрел на меня, затем достал из кармана крошечный сосуд. Он поднес его к свету.
— Ваша кровь, милорд.
— Ну и что с того?
— Вы собирались мне платить за то, что я буду исследовать ее, помните?
— Да. И что ты в ней обнаружил?
И снова Полидори злобно посмотрел на меня.
— Осмелитесь ли вы, — он ухмыльнулся, — осмелитесь ли вы презирать меня, после того что я узнал?
Я пристально посмотрел на него. Полидори задрожал и начал что-то бормотать сквозь зубы. Я вторгся в его сознание, поверг его в состояние полного ужаса
— Не угрожай мне, — прошептал я. Я взял сосуд с кровью из его рук.
— А теперь убирайся.
Полидори поднялся и, спотыкаясь, вышел из комнаты. На следующий день я уехал, не попрощавшись с ним.
Я поехал вверх в горы по дороге, пролегающей через Альпы. Хобхауз присоединился ко мне, и мы путешествовали вместе. Чем выше мы поднимались, тем головокружительнее и отвеснее становились горы. Над нами возвышались скалы изо льда, окруженные глубокими ущельями; над снежными вершинами парили, широко расправив крылья, орлы.
— Почти как в Греции, — сказал Хобхауз, — помнишь, Байрон? В Албании…
Он осекся и обернулся через плечо, охваченный невольным ужасом. Я также обернулся. Дорога была пуста. Наверху торчали стволы засохших сосен. Их кора была содрана, а ветки мертвы. Они напомнили мне мою семью. По другую сторону тропы лежал ледник, напоминавший застывший ураган. Да, подумал я, если он вообще придет, то придет сюда. Я был готов встретить его. Но тропа была пуста, как и прежде.
На фоне заката, спустившегося на Гриндельвальд, мы услышали топот копыт. Мы обернулись и стали ждать. К нам приближался человек, он был один. Его лицо, как я заметил, имело желтоватый оттенок. Я вытащил пистолет и затем, когда всадник подъехал к нам, вложил его обратно.
— Кто ты? — выкрикнул я. Это был не паша. Странник улыбнулся.
— Агасфер, — сказал он.
— Кто ты? — спросил Хобхауз.
Он взвел свой пистолет и держал его наготове.
— Странник, — ответил всадник. У него было удивительное произношение. Оно имело красивейшую и трогающую душу мелодию. Он снова улыбнулся и поклонился мне.
— Я странник, как и ваш друг, Хобхауз, всего лишь странник.
— Вы нас знаете?
— Да. Знаю.
— Вы немец? — спросил я. Незнакомец улыбнулся.
— Нет, нет, милорд! Это правда, я люблю немцев. Они принадлежат к расе философов, а без философии кто поверит в меня?
Хобхауз нахмурился.
— А почему они не должны верить в вас?
— Потому, мистер Хобхауз, что мое существование — вещь невозможная.
Он улыбнулся и повернулся ко мне, словно почувствовав блеск моих глаз.
— Кто вы? — прошептал я.
Путник ответил мне взглядом таким же глубоким, как и мой собственный.
— Если вам нужно как-то обозначить меня, милорд, зовите меня… — он помолчал, — жидом. — Он улыбнулся. — Да, евреем, ибо подобно всем, кто принадлежит к этой необычной и заслуживающей уважения расе, я принадлежу ко всем странам и одновременно ни к одной.
Хобхауз нахмурился.
— Этот человек сумасшедший, — прошептал он мне на ухо.
Я жестом велел ему успокоиться. Я изучал лицо странника. В нем невероятным образом смешались юность и старость. Его волосы были длинными и седыми, но глаза — такими же глубокими и сверкающими, как и мои. На его лице не было ни одной морщинки. Он не был вампиром, по крайней мере он не казался таковым, и все же его окружал ореол некой тайны, одновременно отталкивающей и вызывающей благоговение.
— Не хотите ли проехаться вместе с нами? — спросил я.
Агасфер поклонился.
— Тогда поедемте, — сказал я, разворачивая лошадь, — нам предстоит ехать еще около часа, прежде чем мы доберемся до гостиницы.
На протяжении всего пути я изучал его. Мы вели беседу. Он говорил по-английски, но иногда переходил на другие языки, не то современные, не то древние, я так и не смог узнать их. Вскоре я понял, что он бывал на Востоке. Он был с нами за ужином, но рано ушел спать. Я не спал и наблюдал за его комнатой. В два часа я увидел, как он выскользнул из гостиницы. Я последовал за ним.
Он стал взбираться по скалам с необыкновенной скоростью. Он скакал через расщелины и змеей извивался по ледникам. Впереди возвышались вершины гор, словно город мертвых, словно насмешка над человеческими силами, но Агасфер не был смертным, и его не могли остановить эти стены. Нет, я знал, кем он был. Я вспомнил призраков на Пикадилли, как они меняли свой облик перед моими глазами. Я вспомнил, как схватил пашу за шею и как обнаружил, что держу в руках скелет. Какой силой обладал он, как мог изменяться — я не знал, но был уверен в одном: сейчас в горах я преследовал пашу.
Все время я следил за ним. Вел ли он меня умышленно? Меня это не беспокоило, один из нас должен был умереть, я вряд ли отдавал отчет, кто именно. Я достиг вершины скалы. Моя жертва все еще была впереди. Я огляделся по сторонам. Внезапно горы стали пустыми и голыми. Я устремил взгляд вниз, в туман, который клубился вокруг ледника. И тут я услышал шаги позади себя. Я обернулся. Передо мной стоял паша.
Я бросился на него. Он пошатнулся, я увидел панику на его лице, когда он начал падать вниз. Он ухватился за меня и потянул за собой, мы покатились вместе к краю обрыва — пропасть, казалось, звала нас. Я почувствовал, как паша меняется и исчезает у меня в руках, но я крепко держал его и начал бить головой о камни, пока его кровь и мозги не забрызгали все вокруг. Я продолжал бить, даже когда его голова превратилась в череп. Паша начал слабеть. Наконец он затих, и я остановился — его остекленевший взгляд говорил о смерти. Затем разбитое лицо начало медленно меняться. Теперь передо мной лежал Агасфер. Но я вряд ли осознавал это. Я пронзал его сердце кинжалом вновь и вновь. Я столкнул его тело, наблюдая, как оно сползает в пропасть.
. Пребывая в экстазе, я спустился с горы. Я чувствовал жажду. Мне нужно было спуститься на дорогу и найти путника, чтобы насытиться кровью. Впереди из глубокой расщелины бил водопад, подобно развевающемуся на ветру хвосту белой лошади, — это был конь Блед, на котором выезжала Смерть в Апокалипсисе.
— Смерть, — прошептал я, и услышал отзвук этого слова: — Смерть!
Оно прозвучало так, как будто я никогда не слышал его прежде. Внезапно оно показалось мне странным, пугающим, незнакомым словом.
— Смерть! — ответили эхом горы на мой крик.
Я обернулся. Агасфер улыбался мне. Его лицо, как и прежде, было гладким. Медленно он преклонил
