План убить Антония вместе с Цезарем появился гораздо позднее того, как Антоний отверг их предложение. Брут, отказываясь от этой меры, видимо, учел, что Антоний их не выдал, хотя легко мог бы. Сам Антоний никогда не вонзил бы кинжал в спину Цезаря. Подобную низость не допускали ни его характер, ни аристократический кодекс чести, ни, наверное, страх перед возмездием — божественным или человеческим. Он не был интеллектуалом — в отличие от Брута, который мог преподнести личное предательство как героическое деяние во благо страны. Но все же Антоний не счел своим долгом сообщить Цезарю о том, что затевает кое-кто из его друзей. И еще — Антоний больше, чем кто-либо другой, выгадывал от смерти диктатора.
Как опытный полководец, привыкший и в походе, и в бою сталкиваться с неожиданностями, Антоний наверняка подготовил, по крайней мере в уме, резервный план — на случай, если заговор удастся. Возможно, он даже знал, какой назначен день. Слухи о заговоре достигли и некоторых других сенаторов, куда менее осведомленных, чем Антоний, и было это задолго до того, как в мартовские иды Цезарь отправился на заседание сената в сопровождении Антония, свиты и ликторов. В любом случае все знали, что через четыре дня после ид Цезарь собирается покинуть Рим и провоюет не меньше трех лет. Стало быть, покушение на него нужно устроить именно в этот короткий промежуток, пока диктатор не приступил к обязанностям полководца и его не сопровождает постоянно вооруженная охрана. Антонию было приказано остаться в Риме до конца года и, таким образом, открыть путь Октавиану — делить с Цезарем воинскую славу.
Через три или четыре года, в зависимости от успеха похода, Цезарь вернется в столицу как царь- победитель и превратит республику в монархию, чего и опасались Брут и Кассий.
За это время Цезарь сможет также вознести Октавиана как своего наследника и преемника на недосягаемую высоту. Юноше, которому теперь восемнадцать, исполнится двадцать один год или двадцать два, и он уже постигнет — под руководством выдающегося мастера современности — науку и искусство войны. В любом случае Антонию путь на вершину будет закрыт. Нам, конечно, не известно, какие мысли приходили в голову Антония в период, предшествующий убийству, однако можно не сомневаться, что он лучше, чем кто-либо другой, понимал истинный масштаб притязаний Цезаря. Разве не Антоний лишь месяц назад не преминул унизить свое консульское достоинство и с едва прикрытыми бедрами пытался на Форуме перед волнующейся толпой «короновать» своего господина?
Антоний принадлежал к известному сенаторскому роду — правда, с плебейскими корнями, но облагороженному несколькими поколениями главных магистратов. Будучи молодым офицером с отличным послужным списком и относительно скромными средствами, Антоний примкнул в Галлии к Цезарю — не потому, что разделял его убеждения, а с целью устроить собственную карьеру и поживиться за счет военной добычи. Он славился распутством, пьянством и расточительством; но на поле битвы, всегда трезвый, оказался изобретательным и отважным тактиком.
Цезарю он, видимо, пришелся по душе; возможно, тот видел в Антонии молодого себя — открытый и уверенный характер, умение упиваться битвой, готовность рисковать. Антоний быстро попал в ближайшее окружение Цезаря, и тот, не имея законных сыновей, ясно давал ему понять: со временем он сделает его своим наследником.
Нет никаких оснований предполагать, что Антоний поддерживал общественные реформы Цезаря из-за личных убеждений. Его выдвижение на пост трибуна принесло выгоду Цезарю — и самому Антонию, — а не обществу в целом. Как и другие представители его класса, Антоний был политиком от войны, который в определенных обстоятельствах предпочел пойти за Цезарем, а не за Помпеем и был немало вознагражден. Если он и испытывал сочувствие к бедным согражданам, то ничем этого не показывал. Напротив, когда в отсутствие диктатора Антоний остался в Риме, то, подавляя мятеж, вызванный непосильно высокими процентными ставками по долгам, он приказал казнить восемьсот человек. Даже если учитывать, что в источниках принято округлять числа в большую сторону, мера явно избыточная.
Кратко говоря, Антоний стоял куда ближе к Бруту, Кассию и прочим заговорщикам, большинство из которых он знал с юности, чем к простому народу. Целью его было — помимо обычных устремлений аристократа — сохранить и повысить свой общественный статус, стать со временем первым человеком в государстве. При этом его не слишком беспокоило, сохранится ли старая республиканская конституция. Судя по поступкам Антония в первые дни после убийства Цезаря, трудно поверить, что отмщение стояло для него на первом месте — если вообще входило в его планы.
После смерти Цезаря, когда судьба виновных зависела от Антония, он явно не считал нужным продолжать кровопролития ради укрепления собственного
Теперь, когда все козыри попали в руки Антония, он готовился исполнять роль великодушного государственного мужа — в духе своего бывшего командира, то есть одной рукой раздавая милости и награды, а другой — удерживая долгосрочную консульскую власть. Экспедиционные войска, собранные Цезарем, тоже оказались в распоряжении Антония и могли пригодиться для укрепления его власти. Гражданская война была не нужна, и Антоний не собирался ее провоцировать, называя себя диктатором или царем. Не имея ни склонности, ни способностей к постоянным политическим интригам, консул, по- видимому, намеревался соперничать с Цезарем и Помпеем в бранной славе, но так, чтобы не слишком раздражать республиканцев.
Антоний уже показал — с помощью пролитой крови — свое отношение к законным притязаниям римской «черни» и не боялся, что не справится с народными беспорядками, которые могло спровоцировать его неожиданное примирение с убийцами. Что же касается солдат, то Антоний не сомневался: они его поддержат, если он выполнит обещания Цезаря выплатить им награду и после увольнения поселить на хороших землях. То есть предполагалось, что в этот критический момент он один обладает властью де-юре выбирать — насилие или соглашение, и возможностью де-факто довести дело до конца; он даже созвал сенат в храме богини Теллус, за пределами Капитолия, в нескольких шагах от собственного тщательно охраняемого дома. Следуя циничной манере своих предшественников, подобным же образом добивавшихся власти, Антоний для верности позаботился, чтобы собравшихся сенаторов «охраняло» войско Лепида.
Был у Антония и еще один убедительный аргумент; он приберегал его до тех пор, пока не объявились публично самые главные защитники скрывающихся убийц. Известный всем экс-консул Тиберий Клавдий Нерон — супруг будущей жены Октавиана Ливии, предложил следующее: Брута, Кассия и их товарищей не только не привлекать к суду за измену и убийство, но и поздравить и вознаградить особыми почестями за спасение республики. Другие оптиматы потребовали признать декреты Цезаря недействительными. Кто-то перещеголял всех, сказав, что тело диктатора следует лишить погребения и тайно бросить в Тибр.
Тогда-то Антоний и вмешался. Постаравшись избегать как хвалы, так и хулы, он по-деловому заметил: если какой-то из эдиктов Цезаря следует отменить на том основании, что Цезарь был незаконно узурпировавшим власть тираном, тогда подобным же образом следует отменить и прочие его постановления. На закуску консул прибавил, что это касается всех сделанных Цезарем назначений, проведенных его личными декретами за последние пять лет, и всех его назначений, сделанных на три года вперед. Сенаторы уставились на него, а потом — с нескрываемым ужасом — друг на друга. Больше половины их оказались в сенате только благодаря Цезарю. И если они не примут все его решения, то рискуют потерять свои места и проходить повторные выборы. Многие сенаторы были из отдаленных частей Италии, ранее в сенате не представленных. Некоторые приехали из провинций, где Цезарь выбрал их как вероятных союзников. (Римские остряки любили прохаживаться насчет галлов, что если, мол, встретится вам человек, бродящий по Риму в штанах, а не в тоге, нужно показать бедолаге дорогу к зданию сената.) Лишенным места сенаторам пришлось бы проходить перевыборы по другой системе, значительно измененной в пользу местной римской аристократии, и большинству из них вряд ли довелось бы вернуться на вожделенную скамью. Даже прослужившие в сенате много лет, избранные законным путем сенаторы рассчитывали на самые важные посты, включая доходные наместничества в провинциях, на которые их назначил Цезарь на несколько лет вперед, собираясь воевать в Парфии.
