мы не способны представить себе даже как идеал. Разве можем мы представить себе избрание двух президентов вместо одного? Так, чтобы полномочия и права каждого были идентичны, никакого разграничения полномочий не было?.. А ведь именно так избирались консулы — носители верховной власти в Республике. Избирались всего на год, но это никак не нарушало преемственности власти, «программ и планов Рима по собственному развитию», говоря сегодняшним языком. При возникновении кризиса вместо двух консулов назначался один диктатор. Решив проблему, он возвращал власть «на место».[5] Демократия (даже суверенная) — не панацея. Иначе как объяснить приход к власти Гитлера абсолютно демократическим путем в Германии — в наиболее развитой европейской стране с глубокими традициями и школой философии, науки, техники, музыки и иных искусств? История античности не является просто предметом изучения, покрытым сантиметровым слоем пыли. Скорее также и ввиду ее общественно-психологического характера она заслуживает быть органическим элементом нашего общего образования.
Согласно теории пассионарности, или этногенеза, неординарного русского историка Льва Гумилева, именно пассионарии (индивидуумы, наделенные исключительно высокой энергией и воплощающие эту энергию в действие) способны изменять судьбу целого этноса и даже оказывать влияние на историческую географию народов. В книге «Рубикон» пассионарии того времени убеждают нас в этом с новой силой. Древнеримская цивилизация — это больше, чем просто народ или государство. Это — суперэтнос, воплощающий в себе наднациональные черты, особенно на более поздних этапах своего развития, когда римская система ценностей и общественной организации вышла далеко за географические и национальные рамки. Римскому суперэтносу был присущ и определенный космополитизм, несмотря на фанатическую преданность древних римлян идеям и идеалам Вечного Города. Полноценное образование и признание в политике и искусстве мог получить только римлянин со знанием древнегреческого языка. Греческие объекты подражания в области литературы, искусства, политики, а также идеи греческой и иудейско- александрийской философии прекрасным образом влияли и продолжали свое развитие в древнеримском обществе. Римская культура оказала решающее влияние на последующее развитие истории и Европы, и мира в целом. Достаточно упомянуть, например, уроки римской военной стратегии и тактики, инженерно- архитектурные достижения (система отлично развитых дорог, храмы и театры, [6] акведуки Рима). Особенно заметно влияние Рима на современную систему гражданского права, во многом базирующуюся на основных постулатах римского частного права — ius privatum.
Благодаря книге Тома Холланда история Европы в целом предстает в ином спектре — лучше понимаются причины и динамика последующего развития не только Италии, но и ее бывших провинций — Испании, Галлии (современные Франция и Бельгия), Северной Африки и Малой Азии. Даже тогда «отсталые» и неизведанные, с точки зрения римлян, территории Германии, Британии, арабского Востока, Дакии (Румыния), Армении испытали на себе, в той или иной степени, продолжительное воздействие со стороны римской военной машины и культуры.
Влияние древнеримской цивилизации колоссально: латинская культура, быт и язык были адаптированы и прочно стали частью сознания целых народов. Том Холланд как-то заметил, что любит посещать современные географические места его исторических экскурсов обычно после написания своих книг на соответствующую тему. Видимо, после полного раскрытия «исторических происшествий» Том Холланд хочет прочувствовать также и саму сцену событий — как исторический следопыт с дотошностью детектива. Этот настрой передается читателю — после прочтения книги хочется еще раз побывать и посмотреть другими глазами на Италию, Францию, Египет, города Рим, Неаполь, Александрию с их историческими музеями, Помпеи и Эркуланеум в Неаполитанском заливе. Выставленные там мраморные бюсты Суллы, Помпея, Цезаря, Августа Октавиана и иных выдающихся деятелей той эпохи покажутся вам ближе и понятнее. Например, при посещении Национального Археологического музея в Неаполе или музея в Александрии, осмотрев несколько бюстов древних римлян, не перестаешь удивляться, с какой фотографической точностью скульпторы древности изображали не просто черты лица и сложение человека, но уверенно передавали характер этих людей.
Том Холланд — не только историк поистине энциклопедических знаний, глубоко исследующий пласты переломных событий, но и мастер психологического мотивационного портрета деятелей истории. Абсолютная подлинность и одновременная легкость изложения является отличительной чертой стиля автора. Этот стиль также присущ и его следующему исследованию о греко-персидских войнах — книге «Персидский огонь» («Persian Fire»), которая также скоро увидит своего русскоязычного читателя. Мне посчастливилось не только лично познакомиться и подружиться с автором, но и содействовать проекту по изданию его первой книги на русском языке. Это стало во многом возможным благодаря московскому издательству «Вече». Особые слова благодарности хочется высказать издателю Сергею Николаевичу Дмитриеву и переводчику Юрию Ростиславовичу Соколову, которые профессионально и в кратчайшие сроки воплотили данный проект в жизнь.[7]
Предисловие
Заканчивалось 10 января 705 года от основания Рима, сорок девять лет оставалось до рождения Иисуса Христа. Солнце давно закатилось за вершины Апеннин. В сумраке темнели плотные ряды выстроившегося в полном походном порядке 13-го легиона. Ночь вполне могла оказаться морозной, однако солдаты были приучены к невзгодам. Восемь лет они следовали за правителем Галлии из одного кровавого похода в другой — среди снега, в летний зной, к границам мира. Но теперь, возвратившись из населенной варварами северной глуши, они оказались перед границей совершенно иного рода. Перед ними протекал узкий ручеек. Легионеры находились на берегу провинции Галлия; на противоположном берегу начиналась Италия, и уходящая вдаль дорога вела к Риму. Однако, вступив на нее, воины 13-го легиона совершили бы страшное преступление, нарушая не только границу провинции, но и самые суровые законы римского народа. По сути дела, они объявили бы гражданскую войну. И все же легионеры уже готовы были совершить первый шаг к катастрофе — они вышли к границе. Притоптывая, чтобы не замерзнуть, они ожидали зова труб, чтобы продолжить путь; взять на плечо оружие, сделать первый шаг и пересечь Рубикон.
Но когда же прозвучит сигнал? В ночи бурлил вздутый горным снегом ручей… Трубы безмолвствовали. Легионеры напрягали слух. Они не привыкли ждать. Обыкновенно, во время сражений, они были в авангарде и разили неприятеля подобно молнии. Их полководец, правитель Галлии, был известен своей порывистостью, внезапностью и скоростью. Более того, он уже отдал им приказ к вечеру этого дня перейти Рубикон. Так почему же возникла эта внезапная остановка теперь, когда они оказались на самой границе? Мало кто мог бы различить полководца в полумраке, однако собравшиеся вокруг командира штабные офицеры видели его охваченным муками нерешительности. Вместо того чтобы жестом послать своих людей вперед, Гай Юлий Цезарь вглядывался в бурные воды Рубикона и не говорил ничего. К молчанию склонялся и ум его.
У римлян было особое слово для подобных мгновений — discrimen — мгновение опасного и мучительного напряжения, когда на кон могли быть поставлены все достижения целой жизни. Карьера Цезаря, как и любого стремившегося к величию римлянина, являла собой череду подобных критических моментов.
Снова и снова рисковал он собственным будущим — и всегда выходил победителем. С точки зрения римлян, это и было показателем человеческого достоинства. Однако задача, стоявшая перед Цезарем на берегах Рубикона, оказалась особенно тяжелой — тем более с учетом того, что была результатом его предыдущих успехов. Менее чем за десятилетие он заставил сдаться 800 городов, покорил 300 племен и всю Галлию. Столь внушительное достижение в глазах римлян могло служить причиной как для триумфа, так и для тревоги. Что ни говори, все они были гражданами Республики и потому не могли позволить, чтобы один
