своему богатству, тогда как у других нет ничего…»
– Может, посоветуешь ему самому заняться стиркой? – раздраженно воскликнула она.
– Тс-с, всполошилась Верити, тыча пальцем в небольшую дверь в углу комнаты. – Он же там! – прошипела горничная.
– Неужели? – остолбенела Аллегра.
– Там у него еще один кабинет. И стоит небольшая кровать… – Верити добавила в полный голос, показывая на гостиную: – Ты пока кончай уборку. И спускайся в прачечную.
– И не вздумай разбудить хозяина, – выдохнула Мэрджери, полуживая от страха.
– Постой минутку, Верити, – окликнула Аллегра. Она сгорала от любопытства. А эта девица, судя по всему, в курсе всех здешних сплетен. – Кто эта Леди Печали? – Душераздирающий тон, каким Ридли произнес накануне эти слова, и отчаянный взор светлых глаз не давали Аллегре покоя.
– Понятия не имею, – пожала плечами Верити. – Ни разу про такую не слышала. Ну, пойдем, Мэрджери. – И обе ушли, оставив Аллегру наедине со своей работой и тревожными мыслями.
Застелить кровать чистым бельем и взбить подушки было для нее делом одной минуты. Девушка привыкла к более тяжкому труду. Без конца поглядывая на кабинет Ридли, она нерешительно качала головой. Конечно, ей больше нечего здесь торчать и следует поскорее спуститься в прачечную. И все же… один мимолетный взгляд. Разве от этого будет кому-то вред? Стоило ей осторожно приотворить заветную дверь, как в ноздри ударил приторный аромат заморских благовоний..
– Боже милостивый! – вырвалось у замершей от удивления и неожиданности Аллегры. Наверняка эту комнату обставил сам Ридли, а не Уикхэм. Потому что человек, превративший особняк Бэньярд-Холл в безвкусное подражание нынешней моде, просто не мог увлекаться подобным стилем! Комната, в которой оказалась Аллегра, была чрезвычайно необычна: никогда в жизни девушка не видела ничего подобного. Лучи утреннего солнца проникали сквозь окна, полуприкрытые сандаловыми ставнями, изукрашенными причудливой резьбой, а на полу лежал толстый пушистый ковер. Цветы, из которых состоял искусно вытканный на нем орнамент, были Аллегре совершенно незнакомы. Единственное кресло возле окна скорее напоминало гору шелковых подушек, наваленных на деревянный остов, нежели обычное седалище для благовоспитанного английского джентльмена. А от непривычных и тем не менее гармонично сочетавшихся ярких цветов наволочек – от шафранных до пронзительно-желтых, – пестревших изображениями алых тропических птиц, так и веяло загадкой и очарованием далеких, неведомых земель.
Еще здесь находилось несколько круглых низеньких столиков, богато инкрустированных перламутром, три или четыре легких стула с прямой спинкой из резного тикового дерева, с обитыми шелком мягкими сиденьями и целая вереница вырезанных из слоновой кости игрушечных слоников, выстроившихся на каминной полке. Множество канделябров, ваз и кувшинов, украшавших кабинет, были также заморской работы: их полированная медь пестрела экзотическими узорами.
Но больше всего поразило Аллегру то, что она увидела на стене над камином: обширнейшая коллекция кинжалов и сабель. Их рукоятки сверкали удивительными самоцветами, а гладкая сталь клинков, покрытая девизами и узорами, говорила о высочайшем искусстве создавших их оружейников.
При виде всей этой кучи оружия, от которой исходила смертельная, недремлющая угроза, Аллегра в растерянности прикусила губу. Что же творится в сердце у человека, который сознательно терзает себя таким вот напоминанием о собственной трусости?..
Виконт Ридли, не покрытый одеялом, лежал на узкой жесткой кушетке в дальнем углу комнаты и дышал глубоко, едва слышно. Бледное лицо и простая белая рубашка, контрастировавшие с сочными красками шелковой подушки, создавали странное ощущение беззащитности. Он лежал на спине с закрытыми глазами, вольно раскинувшись во сне. Нигде не было видно веревок, которыми его связали ночью: наверное, лакей позаботился избавиться от них, пока хозяин спал.
Не в силах сдержать любопытство, Аллегра подкралась поближе к кушетке, чтобы рассмотреть спящего получше.
Его высокий лоб был чистым и гладким, как у ребенка, а длинные, загнутые на концах ресницы оттеняли щеки, словно легкий, но густой пух. Ему явно следовало побриться, но это нисколько не умаляло привлекательности правильного худого лица. Синеватая тень отросшей щетины начиналась почти у самых ушей и спускалась на подбородок, охватывая губы темным овалом; Аллегре ужасно захотелось потрогать это место. Его губы – только накануне они изрыгали проклятия и оскорбления и столь жестоко пытались целовать саму Аллегру – казались теперь такими мягкими и чувственными, что вызывали безумное желание наклониться и прильнуть к ним. И она принялась гадать, давно ли миновало то время – если оно было вообще, – когда характер этого человека был так же мягок и чист, как тот облик, что придают ему колдовские чары сна.
«Хотела бы я познакомиться с тобой в те дни, Грейстон Ридли!» – подумалось Аллегре во внезапном порыве. Она бы с удовольствием подружилась с ним, шутила, смеялась и даже немножко пофлиртовала. И тогда, наверное, обменялась бы нежными поцелуями с этими милыми устами. Сложись ее жизнь чуть-чуть иначе – и они могли бы быть соседями.
«Господи, что за глупость!» Собственные дикие фантазии вызвали у Аллегры горькую улыбку. Можно подумать, она впервые в жизни видит мужчину! Надо же, ошалела до того, что грезит наяву! Они живут на разных концах земли, их жизни похожи примерно как день и ночь, и лишь глупая гусыня позволит своему сердцу биться так часто при виде какого-то там красавца.
И все же… Она со вздохом подумала, что это могло бы случиться, а могло бы и не случиться. Чувствуя себя круглой дурой, девушка вернулась к своим более чем дерзким наблюдениям. Украшенный кружевами ворот рубашки был изорван и распахнут чуть не до пояса. Аллегра скользнула глазами от самого подбородка с едва заметной ямкой вниз по шее, к ключицам, к густым жестким волосам, под которыми угадывалась мощная грудная клетка, равномерно вздымавшаяся и опадавшая при каждом вздохе. При виде этого мускулистого торса сердце у Аллегры забилось еще чаще, а взгляд стыдливо застыл, не смея опускаться дальше.
Девушка охнула от испуга, когда стальные пальцы внезапно сомкнулись на ее запястье. Она моментально перевела взгляд на лицо Ридли. Несмотря на то что он лежал точно в такой же позе, теперь в его чертах не осталось и следа сонливости, а сильные пальцы стиснули запястье и заставили Аллсгру наклониться.
Время словно прекратило свой бег. Аллегра затаила дыхание, околдованная тем, что открылось ее взору. Его глаза превратились в два золотистых медовых озера, в переливчатый янтарь, который омывал ее нежным ласковым сиянием. Рот приоткрылся в улыбке, и полные, чувственные губы как бы приглашали к такой близости, о которой было страшно даже помыслить. Она затрепетала всем телом.
