– Но ведь не он составил тот заговор! – не вытерпела Аллегра. При чем тут вина? – Ее всегда бесила любая несправедливость.
– Почему многие из нас чувствуют вину, хотя ни в чем не виноваты? Тем не менее это так. И я останусь с ним, пока не воздам сторицей за то, что он даровал мне жизнь. А в вашем сердце не шепчет тайное чувство вины за других?
Девушка отвернулась, устремив взгляд в темную пустоту кабинета. Не зная о ней ничего, этот удивительный человек сумел коснуться незаживающей душевной раны. Ведь в сердце у нее всегда жила боль оттого, что она не заслужила права жить. Одна – когда все Бэньярды покоятся в могилах.
– Но вы, наверное, желали бы услышать продолжение истории его милости, – наконец произнес Рам после долгого молчания. – Я не ошибся?
– Да. – Аллегра заставила себя снова повернуться к нему, подавив душевную боль.
– Мы находились в Лондоне. Милорд открыл Морган-хаус. Отремонтировал заново, обставил мебелью. Все делалось шикарно и в то же время со вкусом. На званые вечера являлись самые известные личности: поэты, художники. Бывал даже сэр Роберт Уолпол, премьер-министр. Ненадолго приехали из Индии его старинные друзья, лорд Ричард Хол-форд и леди Мортимер. В то время служить ему было для меня счастьем. Мало-помалу он свыкся с неожиданным богатством, и под сводами Морган-хауса поселились веселье и смех. А потом он повстречался с барышней Пикеринг.
– С Руфью?
– Со знатной особой, – кивнул Рам. – Они с семейством приехали из Кента – насколько я могу судить, в погоне за женихами.
– А она… – Аллегра замялась, дивясь, отчего простой вопрос застрял в горле? – Она была красивой?
– Руфь была божественна. Нежная, хрупкая, томная. От ее красоты у мужчин кружилась голова, а ее голос был так похож на детский. Она то и дело улыбалась. Никогда ни на кого не гневалась. Ловила каждое слово сэра Грейстона, сияя от восхищения. Он был пленен. И через месяц женился.
– Он любил ее?
– Больше, чем когда-либо мужчина мог полюбить женщину, – это его собственные слова.
– Значит, они должны были быть счастливы вдвоем. – В душе у Аллегры почему-то зарождалась обида на эту умершую когда-то женщину. – Судя по всему, она была таким же совершенством, как и он.
– Да, возможно.
– А вам она нравилась? – Ее насторожила какая-то странная нота в голосе индийца.
– Не мне ее судить. – Его лицо превратилось в неподвижную маску. – Руфь была супругой моего хозяина, и он ее обожал.
– Но неужто у вас нет своего мнения?..
– Когда я вернусь на родину и выберу жену, мне бы меньше всего хотелось, чтобы за спиной судачили о том, что я совершил ошибку. Милорд ее любил. Этого было довольно. А когда она располнела оттого, что носила под сердцем его дитя, он был готов плакать от счастья, глядя на нее.
Аллегра попыталась представить себе, как выглядел Грей в счастливые времена. Он сейчас почти не улыбался. Но если это случалось и в глубине янтарных глаз мелькали золотистые искры – у нее становилось так тепло на душе… И девушка промолвила с грустью:
– А потом она потеряла его дитя. Мне рассказала леди Дороти.
– Не совсем. Был еще один джентльмен, старше ее годами. Старинный друг леди Ридли, ее земляк, он явился с визитом. У них с сэром Грейстоном вышла ссора из-за какой-то ерунды. Слово за слово – и брошен вызов, и назначена дуэль. Леди Ридли заклинала сэра Грейстона взять вызов обратно. Она умоляла его и хватала за руки. Тот человек был ее другом детства. Он был для нее как родной дядя. И она боялась, что его ранят.
– А его милость настоял на дуэли, несмотря на ее мольбы?
– Сэр Грейстон – человек чести, а тот джентльмен нанес ему чрезвычайно тяжкое оскорбление. Более того, в ту пору хозяин был не только горд, но и вспыльчив в равной мере, а временами и упрям вопреки здравому смыслу. – Рам посмотрел ей в лицо мудрым, проницательным взором. – Он чем-то походил на вас, мисс, тогда, два года назад. Не думаю, что он решил во что бы то ни стало убить того джентльмена, но… – его плечи устало поникли, – …такое подчас случается. На все воля Аллаха.
– А леди Ридли?
– Она слегла и отказалась видеть сэра Грейстона. А через неделю потеряла ребенка.
– Боже милостивый!.. – опустила голову Аллегра.
– Ее состояние ухудшалось на глазах, и нежное, хрупкое тело билось в конвульсиях. А от боли она кричала так, что тряслись стены Морган-хауса.
– Ах, какой ужас! Представляю, каково ему было это слышать!
– Милорд ни на минуту не отходил от ее постели, он ухаживал за ней и умолял не умирать. Но всякий раз, как только она приходила в себя, с ее уст срывались проклятия. И нежный детский голосок звенел от ненависти. Она кричала, что это сэр Грейстон ее убил. И что ваш Бог никогда не простит его за то, что он сделал! – Рам вздрогнул от страшных воспоминаний. – Это было великой милостью – день, когда она наконец умерла. А когда он вернулся из церкви после похорон, то схватил свою шпагу и сломал об колено.
– Вам не кажется… – Аллегра, не стесняясь, плакала в три ручья. – Вам не кажется, что это виконт убил ее, правда?
– Об этом шептались многие. Внезапность ее смерти, ее упорные обвинения. И ведь существуют определенные яды…
