впервые аранжировавшей эту бурлацкую, за душу берущую «воплю». Крайне красивы, просты и в то же время знакомы русскому уху задумчивые «Хорватские мотивы» Каткича, напоминающие наши то заунывные и безнадёжные, то удалые и энергичные народные песни.
Но самое оригинальное и интересное в концерте – это «Хорватский дом» Кухача. Кухач – ещё молодой композитор, патриот и панславист, он уже собрал четыре громадных тома южнорусских мотивов; он и критик и вообще крайне энергичная, живая натура, пылающая страстью к родине, озабоченная её будущим, посвящающая ей все свои силы. «Хорватский дом» студенты пели как гимн, сняв свои красные шапочки, и, хотя голосовые средства их хора крайне слабы, – это не убило оригнальной мелодии и страстности песни. Привожу её дословно как образчик народной поэзии хорват:
Лепа наша домовино,
Ой, юначка земльо мила,
Старе славе дедовино
Да бы вазда честна била!
Мила, кано си нам славна,
Мила си нам ти едина,
Мила куда си нам равна,
Мила куда си планина.
Ведро небо, – ведро чело,
Блага прса – благе ночи,
Топло лето – топло дело,
Бистре воде – бистре очи!
Веле горе – вели люди,
Руйна лица – руйна вина,
Сильни громи, сильни уди -
То е наша домовина!
Теци Сава, Драва теци,
Нит`ти, Дунай силу губи!
Куда шумиш – свету реци,
Да свой народ Хрват люби,
Док му ниве сунце грие,
Док му храще буря вне,
Док му мртве гроб сакрие -
Док му живо срце бие!
Как видите, это тот же сербский язык, на котором несколько отразилась близость Италии. Песня приблизительно может быть переведена так:
«Прекрасная наша отчизна, о, милая страна твоих детей и старой дедовской славы, – да будешь ты всегда честной!
Ты мила нам как страна славная, ты мила нам как единая, ты мила нам и твоими равнинами и твоими горами!
Ясно твоё небо – и ясны лица твоих детей, хороши их груди, – и хороши твои ночи, тепло лето, и спора работа, быстро текут воды – и быстры взгляды очей!
Велико твоё горе – но велики и твои люди, красно вино – и красны лица, сильны громы – и сильны руки – вот какова ты, наша отчизна!
Течёт Драва, и Сава течёт; ты, Дунай, не погубишь их силу! Лучше рассказывай всюду, где ты течёшь, о том, как хорват любит свою родину!
Он будет любить её, пока солнце греет нивы, пока буря сотрясает дубы, пока мёртвые лежат в гробах, а сильное сердце хорвата бьётся в его груди!»
Я не претендую на совершенную точность перевода, но, не правда ли, как проста и сильна эта славная песня! Да, удобно любить родину, когда она такая маленькая, как Хорватия, что её можно и аршином измерить и умом понять… У нас в народе нет такой песенки, как нет у нас и студенческих оркестров и хоров, знакомящих чужие страны с своей родиной и добывающих этим гроши, потребные на плату за право учения.
И эти хорваты, чехи и другие маленькие славяне очень счастливы, понимая свои страны, и не только поэтому они счастливы, а и потому ещё, что в своих маленьких странах, несмотря на грозящие им германизацию, и мадьяризацию, и латинизацию, они живут и жить дают другим. Двадцать лет тому назад у них было 80 процентов неграмотных, а ныне осталось уже 43 процента. И это дело не австрийского правительства, конечно, а только частных лиц. Австрийское правительство довольствуется тем, что берёт с хорватов 56 процентов всех доходов их страны и за это позволяет своим подданным отделываться от мадьяризации своими средствами.
А чехи? У них 3 процента безграмотных! Эти чуть заметные люди на земном шаре обогнали могущественных немцев, и высококультурных французов, и сметливых бриттов в деле народного образования.
Хорваты-студенты производят впечатление живых людей, – впечатление очень редкое и ценное по нынешним временам. Они прежде всего политики и имеют в виду прежде всего славянство.
– Эх вы! – говорил мне один из них. – Сколько времени вы тянулись к морю, пока дотянулись? Сколько это вам стоило? А о том, что мы единственная славянская народность, обладающая тремястами километров берега Средиземного моря, вы и забыли. Помогали бы нам по-родственному, освободив нас от влияния чуждых нам и позволив сплотиться в одну цельную южную Русь, и были бы вы без особых трудов соседями Триеста. Дёшево вы нас цените.
Я не политик и по части объединения народностей, как и по части округления границ, – плохо понимаю. Я плохо могу себе представить русского человека, которого интересовала бы внешняя политика при таком обилии внутренней. Тем не менее я слушал речь хорватов с глубоким наслаждением. Сколько у них знаний, сколько веры в себя, как они смелы, горячи, и как много они – граждане своей маленькой родины! С каким глубоким интересом они спрашивают о том, чего не знают, и как уверенно и сильно говорят о том, что им известно! Мне даже показалось, что и нас, русских, они знают более, чем знаем мы сами себя… По крайней мере наша литература и пресса, наша внешняя политика им известны, ей-богу же, более, чем нашим литераторам и нашим внешним политикам.
[12]
Явилось новое произведение Врубеля и новый комментарий к нему А.А.Карелина (речь идёт о статье А.А.Карелина 'Новая картина М.А.Врубеля' в газете 'Волгарь', 1896, номер 228 от 19 августа – Ред., – картина Врубеля написана на занавес городского театра, а комментарий А.А.Карелина в 228 номере «Волгаря». И то и другое туманно и уму простого смертного не доступно, но и в том и в другом есть свои достоинства. В картине Врубеля достоинство – её тон. Издали кажется, что художник похитил южную ночь с её мечтательно ласковым небом, чарующим блеском луны, прозрачными тенями и мягкими контурами деревьев, с её опьяняющим воздухом… только без звуков, без сладкого шёпота тёмной листвы, без тихого трепета бесчисленных жизней, населяющих траву её полей, листву её деревьев… Он похитил эту ночь, и из Италии – волшебник – привёз на Север и наклеил её на полотно театрального занавеса пред очи потомков Минина и разных других русских людей, которые в недоумении смотрят на эту странную картину и, со свойственной им художественной неразвитостью, ищут в ней какого-либо смысла, какой-либо идеи.
Занятие совершенно бесполезное, ибо, по заявлению комментатора нового искусства господина А.А.Карелина, картина может «столько сказать чувству, что заслонит собой любые фабулы, быть может,
