О. В. САМЫЛОВ, Т. И. СИМОНЕНКО
Особенности народного миросозерцания в свете историофилософии Николая Бердяева
Духовное наследие известного русского мыслителя Н. А. Бердяева поистине огромно. Идеи, сосредоточенные в его многочисленных произведениях, будут всегда приковывать внимание всякого человека, размышляющего о судьбе России, Русской идее, Русском пути, духовном призвании русского народа.
Бердяев весьма основательно занимался исследованием свойств русской души и сознания русского народа. Основополагающей методологической идеей, из которой он исходил в обсуждении этих проблем, является констатация факта метафизической определенности русской души и русского характера. Народ, согласно такому представлению, есть не просто общность людей, обусловленная общностью материальных условий жизни (географических и экономических, общностью языка или психологического склада). Основа единства нации совсем не заключается в единстве способов хозяйствования и т. д. Народ — это некая общность исторической судьбы, т. е. сущность абсолютно метафизическая. Бердяев усматривает наличие в структуре русской души «устремленности к трансцендентному». «Искание царства, истинного царства, характерно для русского народа на протяжении всей его истории», — пишет философ. Метафизика выражает беспредельную жажду «другого», неземного. Поэтому и специфические признаки хозяйственных и иных материальных форм жизни, которые еще выдаются порою в совокупности за всеобъемлющее определение, являются не чем иным, как всего лишь эмпирическим выражением единой судьбы народа. Продолжая эту мысль, можно заключить, что сущность народа не сводится к его наличному бытию, а самосознание народа не есть осознание им некоторых характерных черт своего бытия. Оно является воспроизведением целостности, производной от типа культуры. Самосознание народа имеет не феноменальное, а скорее ноуменальное исчисление (в аспекте кантовского разделения феноменов и ноуменов). Аналогично рассуждает Бердяев: «Историческое есть некоторое откровение о ноуменальной действительности». Ярким примером тому служила для Бердяева история еврейского народа, который в рассеянии сквозь века сохранял устойчивость своего религиозного, этнического и культурного склада. «Историческая судьба этого народа, — отмечает философ, — не может быть объяснена позитивно- исторически, потому что в ней наиболее ясно проявляется «метафизическое».
Говоря о самосознании русского народа, Бердяев подчеркивает, что оно во всей своей полноте выражается в Русской идее. Впрочем, такая постановка вопроса вообще характерна для русской философской традиции. Этот запредельный идеал есть подлинный идеал, и поэтому бесконечно далек от действительности. Русская идея является метафизическим стержнем, направляющим народ-богоносец к исполнению его всечеловеческой миссии.
В русской философии стараниями Вл. Соловьева, Е. Н. и С. П. Трубецких, Н. А. Бердяева и др. утвердилось определение Русской идеи как своего рода Замысла Божьего о народе русском, а также ответного помысла народа о самом себе и своем историческом бытии и призвании. Русскими философами отмечаются некие мистические основы исторической судьбы русского народа. Признание Русской идеи за исторический ориентир означает, во-первых, веру в непреложность и незыблемость заповедей Христовых, принятие «Благодати» за мерило отношений между людьми, народами и государствами в противовес «Закону» (Моисеев закон); во-вторых, веру в богоносность миссии русского народа, осуществляемую в интересах всего человечества; в-третьих, соборность в движении к земному воплощению Русской идеи, т. е. реализации Русской идеи находится в рамках православно-христианской перспективы, а русское соборное единство — это прежде всего православное единство.
XIX век, как справедливо полагают многие русские мыслители, наиболее содержательно характеризовал Русскую идею и русское призвание. Бердяев писал, что XIX век является веком «внутреннего освобождения и напряженных духовных и социальных исканий». Николаевская эпоха обозначила новый рубеж в становлении русской истории — укрепление самодержавной власти, дальнейшее развитие принципов духовной жизни, заложенных Московской Русью. Время Николая I — эпоха крайнего утверждения русской самодержавной власти в ту самую пору, когда во всех западноевропейских государствах под натиском революционных преобразований монархический абсолютизм переживал свой последний кризис. На Западе значительно ранее ослаб «великий фетиш» (В. Розанов). Ослабление монархического начала выражалось, как писал В. Розанов, в том, что «гимназист, студент, учитель, учительница, профессор, ученый, писатель, а под конец даже и крестьянин при словах: «государь», «монарх», «царская особа» — просто ничего особенного не чувствуют».
В России XIX век — расцвет самодержавия в самых крайних проявлениях его фактического властвования и принципиальной идеологии. Идея самодержавия рефлексирующим национальным сознанием определяется как один из основополагающих принципов русской жизни, но в то же время самодержавие как форма государственного устройства агонизирует. Постепенно разрушается символ самодержавного единства, личность царя лишается ореола святости. Этот процесс со всей присущей ему основательностью был заложен Петром I, который в ходе «озапад-ничивания» России безжалостно уничтожал московскую единодержавную традицию. С Петра начался подлинный плюрализм верований, часто враждебно и разрушающе сосуществовавший с православной церковью и с самой царской властью. Происходило культивирование приходящих с европейского Запада республиканских идей и настроений, всех этих, по выражению В. Розанова, «бродячих фантазий», которые изнутри подтачивали монархический строй Российской империи. Убийства Павла и Александра II, и, как апофеоз, — революция 1917, злодейский расстрел царской семьи — логическое продолжение этих тенденций. Однако у Бердяева мы встречаем иное мнение относительно появления и распространения антимонархических идей на русской почве. «Как это парадоксально ни звучит, — писал по этому поводу Бердяев, — но большевизм есть третье явление русской великодержавности, русского империализма, — первым явлением было московское царство, вторым явлением — петровская империя». Таким образом, согласно Бердяеву, Русская идея своим содержанием не только не отрицает, а напротив, предполагает оправдание извращенных антигуманных форм своей реализации.
Вместе с тем, прошлый век русской истории являет классический образец реализации Русской идеи в конкретной форме государственности и общественной жизни. «Православие, самодержавие, народность» — вот те элементы знаменитой формы, предложенной С. С. Уваровым, тогдашним министром просвещения, которые должны быть «истинно русскими охранительными началами», «последним якорем спасения и вернейшим залогом силы и величия нашего отечества». Предвидя возражения, мы, конечно, отдаем себе отчет в том, что такая трактовка принципов русской жизни и русского сознания несколько отличается от позднейших интерпретаций данной триединой формулы, зачастую кочующих по страницам советских учебников отечественной истории и препятствующих попыткам непредвзятого подхода к анализу содержания русской жизни, Русской идеи и русского сознания.
Итак, согласно концепции С. С. Уварова, в основе самобытной русской жизни лежат три принципа: самодержавие, православие и народность. Самосознание русского человека с необходимостью зиждется на глубоком приятии сокровенного смысла этих принципов. Первым и, безусловно, преобладающим элементом русской жизни является самодержавие, которое субординирует все остальные. «Монастырь, дворец и село — вот наши общественные устои, которые не поколеблются, пока существует Россия» — так отражает эту интенцию Вл. Соловьев. Для Соловьева выдвижение на первый план церковного начала означает то, что самодержавие выступает у него в роли церкви, имеющей своим центром самодержавного Царя — Помазанника Божьего. Царь в таком понимании является не только символом мощи России, которая необходима для спасения мира и его грядущего теократического возрождения. Создатель системы «положительного всеединства» считал, что построение всеобщей «кафолической» церкви предполагает существование общего, интернационального священства, централизованного и объединенного в лице общего «Отца всех народов, верховного первосвященника». Для того, чтобы создать из индивидов и народов семью, реальное общество, необходимо осуществить здесь, на земле, отческий принцип религии в церковной монархии, которая действительно могла бы объединить вокруг себя все национальные и индивидуальные элементы и служить им постоянно живым образом и свободным орудием небесного отчества.
