Мимо терема идти?..
- Любит эта Розка по крышам лазить! - замечает Стрельцов. - Отчего бы?
- С крыш - дальше видно, - объясняет Тиунов.
В мягкую тишину вечера тяжко падает Фелицатин басовой хозяйский голос:
- Розка!
- Ну?
- Чай пить иди!
Ключников, чмокая губами, говорит:
- Хорошо бы теперь почайничать!
- Не сходя с места, - добавляет Зосима Пушкарев. Бурмистров, обращаясь к Стрельцову, укоряет его:
- Ещё в позапрошлом году хотел ты чайник завести, чтобы здесь чай пить, - ну, где он?
Круглое лицо Павла озабоченно хмурится, острые глазки быстро мигают, и, шепелявя, он поспешно говорит:
- Я, конечно, его сделаю, чайник! Со свистком хочется мне, чтобы поставил на огонь и - не думай! Он уж сам позовёт, когда вскипит, - свистит он: в крышке у него свисток будет!
И вдруг, осенённый новою мыслью, радостно объявляет:
- А то - колокольчик можно приспособить! На ручке - колокольчик, а внутри, на воде - кружок, а в кружке - палочка - так? Теперь - ежели крышку чайника прорезать, палочку, - можно и гвоздь, - лучше гвоздь! - пропустить сквозь дыру - ну, вода закипит, кружок закачается - тут гвоздь и начнёт по колоколу барабанить - эко!
- Ну и башка! - изумлённо говорит Зосима, опуская длинные жёлтые ресницы на огромные, мутные глаза.
За рекой, на бульваре, появляются горожане: сквозь деревья видно, как плывут голубые, розовые, белые дамы и девицы, серые и жёлтые кавалеры, слышен звонкий смех и жирный крик Мазепы:
- Рэгэнт? Та я ж - позовить его!
Заречные люди присматриваются и громко сообщают друг другу имена горожан.
- Исправник вышел! - замечает Бурмистров, потягиваясь, и ухмыляется. Хорошо мы говорили с ним намедни, когда меня из полиции выпускали. 'Как это, говорит, тебе не стыдно бездельничать и буянить? Надо, говорит, работать и жить смирно!' - 'Ваше, мол, благородие! Дед мой, бурмистр зареченский, работал, и отец работал, а мне уж надобно за них отдыхать!' 'Пропадёшь ты', говорит...
- И по-моему, - говорит Ключников, зевнув, - должен ты пропасть из-за баб, как брат твой Андрей пропал...
- Андрей - от побоев! - говорит Зосима. - И вину сильно прилежал...
Бурмистров осматривает всех гордым взглядом и веско замечает:
- Не от вина и не от побоев, а - любил он Фелицату! Кабы не любил он её - на что бы ему против всех в бой ходить?
Берегом, покачиваясь на длинных ногах, шагает высокий, большеголовый парень, без шапки, босой, с удилищами на плече и корзиною из бересты в руках. На его тонком, сутулом теле тяжело висит рваное ватное пальто, шея у него длинная, и он странно кивает большой головой, точно кланяясь всему, что видит под ногами у себя.
Павел Стрельцов, суетясь и волнуясь, кричит встречу ему:
- Сим! Иди скорей!
И, стоя на коленях, ждёт приближения Симы, глядя на его ноги и словно считая медленные, неверные шаги.
Лицо Симы Девушкина круглое, туповатое, робкие глаза бесцветны и выпучены, как у овцы.
- Ну, чего сочинил? Сказывай! - предлагает Стрельцов.
И Ключников, ласково улыбаясь, тоже говорит:
- Барабань, ну!
Шаркая ногой по песку и не глядя на людей, Сима скороговоркой, срывающимся голосом читает:
Боже - мы твои люди,
А в сердцах у нас - злоба!
От рожденья до гроба
Мы друг другу - как звери!
С нами, господи, буди!
Не твои ли мы дети?
Мы тоскуем о вере,
О тебе, нашем свете...
- Ну, брось, плохо вышло! - прерывает его Бурмистров.
А Тиунов, испытующе осматривая поэта тёмным оком, мягко и негромко подтверждает:
- Священные стихи не вполне выходят у тебя, Девкин! Священный стих, главное, певучий:
Боже, - милостив буди ми грешному.
Подай, господи, милости божией...
Вот как священный стих текёт! У тебя же выходит трень-брень, как на балалайке!
Стрельцов, отрицательно мотая головой, тоже говорит:
- Не годится...
Сима стоит над ними, опустя тяжёлую голову, молча шевелит губами и всё роет песок пальцами ноги. Потом он покачивается, точно готовясь упасть, и идёт прочь, загребая ногами.
Глядя вслед ему, Тиунов негромко говорит:
- А всё-таки - складно! Такой с виду - блаженный как бы! Вот - узнай, что скрыто в корне человека!
- Говорят - будто бы на этом можно деньги зашибить? - мечтательно спрашивает Стрельцов.
- А почему нельзя? Памятники даже ставят некоторым сочинителям: Пушкину в Москве поставили, - хотя он при дворе служил, Пушкин! Державину в Казани - придворный, положим!
Кривой говорит задумчиво, но всё более оживляется и быстрее вертит шеей.
- Особенно в этом деле почитаются вот такие, как Девушкин этот, низкого происхождения люди! Был при Александре Благословенном грушник Слепушкин, сочинитель стихов, так ему государь золотой кафтан подарил да часы, а потом Бонапарту хвастался: 'Вот, говорит, господин Бонапарт, у вас - беспорядок и кровопролитное междоусобие, а мои мужички - стишки сочиняют, даром что крепостные!'
- Это он ловко срезал! - восхищается Ключников.
Бурмистров сидит, обняв колена руками, и, закрыв глаза, слушает шум города. Его писаное лицо хмуро, брови сдвинуты, и крылья прямого, крупного носа тихонько вздрагивают. Волосы на голове у него рыжеватые, кудрявые, а брови - тёмные; из-под рыжих пушистых усов красиво смотрят полные малиновые губы. Рубаха на груди расстёгнута, видна белая кожа, поросшая золотистою шерстью; крепкое, стройное и гибкое тело его напоминает какого-то мягкого, ленивого зверя.
- Ерунда всё это! - не открывая глаз, ворчит он. - Стихи, памятники на что они мне?
- Тебе бы только Лодку! - говорит Ключников, широко улыбаясь.
Зосима Пушкарев оживлённо восклицает:
- Ну ж, - она ему и пара! И красива - ух! Не хуже его, Вавилы-то, ей-богу...
- Почему - ерунда? - тихо спрашивает кривой, действуя глазом, точно буравом. - Если стих соответствует своему предмету - он очень сильно может за сердце взять! Например - Волга, как о ней скажешь?
Протянув руку вперёд и странно разрубая слога, он тихо говорит своим глухим голосом:
Во-лга, Во-лга, вес-ной много-водною
Ты не так за-ливаешь поля,
Как великою скорбью народною...
Понимаете?
Как великою скорбью народною
Переполнилась наша земля!
