касается ее пальцев. На Китти была миленькая зеленая шляпка, такой же зеленый пояс оттенял белизну миткалевого платья. Он с сожалением подумал, что ее лишили возможности изучать музыку! Как эта девушка прониклась печалью мелодии, как горестно по-детски оттопырила нижнюю губу.
Китти раздраженно вздохнула. Раздражение не портило выражения ее лица ни сдвинутыми бровями, ни насупленностью, ни хмурым взглядом. «Выходит, на балу Джорджианы не будет никогошеньки, кроме этих двух офицеров?! — думала девушка. — Они бедны и невзрачны, а полковник еще и посмеялся надо мной, когда я спросила его, наденет ли он свой красный мундир».
Молодой пастор посмотрел на сидевшую напротив него миссис Дарси. Сестры были чем-то похожи. Он заметил это только сейчас, когда подвижное лицо Элизабет вдруг утратило свою живость и окрасилось печалью. Жалобная мелодия закончилась. Послышались аплодисменты и вздохи.
— Прекрасно, мисс Эджли, — сказал Дарси. — Вы сыграете для нас еще?
— А что бы вам хотелось услышать?
— Что-нибудь очень жизнерадостное, будьте так добры.
Мисс Эмили склонила голову и на мгновение задумалась.
Дарси с участием посмотрел на Элизабет. Она встряхнулась и постаралась выйти из удрученного состояния, в которое погрузила ее грустная мелодия.
Когда все начали собираться к отъезду, Элизабет вместе с лордом Рирдоном направилась к его карете. Ее мысли блуждали где-то далеко от бормотания графа.
— Неужели, ваша милость?
— Да, мы с мамой провели месяц в Розингсе.
— Так долго? Вам было чем занять себя там?
— Боже мой, конечно. Леди Кэтрин изумительная старушенция.
— Была ли мисс де Бёр здорова, когда вы покидали Кент?
— Мне жаль, но ей нездоровилось. И все же она терпеливо и безропотно сносит свои болезни.
— В самом деле?
— Бледное и хрупкое существо, совсем эфирное.
— Да, да! Вы правы, милорд.
Леди Рирдон сопровождал к карете Дарси.
— Наконец-то я могу поговорить с вами наедине, — обрадовалась она. Дарси молча ждал, что она скажет дальше.
— Я желала первой сообщить вам, что мы с вами должны породниться. Фредерик обручился с вашей кузиной, мисс де Бёр.
Он высказал все, что требовалось в таком случае: свои поздравления, свою радость, свои надежды на счастье его милости и его невесты.
Леди Рирдон взяла Фицуильяма под руку:
— Этот брак отвечает целям всех нас. Леди Кэтрин, я полагаю, стремилась заполучить титул для своей дочери; я искала выход из запутанных финансовых обстоятельств нашей семьи. — Так ее милость деликатно обозначила уйму долгов Рирдона, которые она и сама склонна была умножать. — К счастью, молодые люди не противились этому.
— Надеюсь, мы навсегда останемся друзьями, графиня.
— Естественно, останемся. Как я сказала леди Кэтрин, любовь, которую я питала к вашей матери, не допускает ссоры с ее сыном.
— И как ее милость отреагировала на это?
— После того как она доказала мне, что любовь, которую она испытывала к своей собственной сестре, никоим образом нельзя приравнять к тому чувству, что хранится в сердце простой подруги, она высказала пожелание, чтобы мы придерживались единой линии в нашем поведении с вами.
— И вы проявляете таковое единство, украсив своим присутствием Пемберли? — уточнил он.
Она рассмеялась:
— Вы же знаете, как я ненавижу ссоры.
Дарси поклонился. Ее милость была знаменита умением всегда гнуть свою собственную линию поведения, одновременно никогда ни с кем не спорить и никому ничего не доказывать.
— В разговоре с леди Кэтрин я упомянула, — продолжала она, — что ее другие гости не сомневаются в наметившемся взаимопонимании между нашими детьми, о чем, безусловно, говорят непреложные факты. И объяснила, что едва ли благоразумно противодействовать их желанию убедиться в своей правоте.
Для Анны де Бёр дважды обмануться в своих ожиданиях — вряд ли возможно умолчать этот факт — было бы просто губительным. Леди Кэтрин ничего не оставалось, как завершить сделку, раз переговоры зашли столь далеко. Дарси улыбнулся. Он подсадил леди Рирдон в ее карету.
Она опустила окно и добавила:
— Так часто случается, что небольшой зигзаг удачи можно ловко использовать, чтобы не допустить ссоры.
Дарси поклонился и стал смотреть, как лакей помогает Китти забраться в карету. К нему подскочил граф.
— Пожалуйста, примите мое поздравление, милорд. Надеюсь, вы будете очень счастливы.
— Благодарю вас. Уверен, что буду.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Элизабет не составляло труда не отставать от размашистого шага Фицуильяма. Они шли по лесу. Несмотря на холодный день, под его зеленым куполом было восхитительно. Солнце, пробиваясь сквозь листву, яркими заплатками освещало тропинку и поляны.
Они остановились на повороте тропинки, откуда еще можно было бросить короткий взгляд на дом. Где-то в его комнатах или в парке были их гости. Далекие фигурки Джорджианы и Китти шли вдоль веранды. Девушки остановились у фонтана, и Джорджиана грациозно наклонилась над водой.
— Малышкой Джорджиана просто обожала этот фонтан, — вспомнил Дарси. — Звук плещущейся воды притягивал ее как магнит.
— Неужели?
— Да, да, именно так. Она убегала от няни, ковыляла к нему и, визжа от восторга, изо всех сил старалась вскарабкаться на бортик.
— Какое невиданное нарушение правил! Как она мне нравится!
— Однажды всем этим приключениям пришел конец. Она опять успешно залезла в фонтан, но когда няня уже вытащила ее из воды, голос нашего отца прервал триумф Джорджианы. «Няня, о чем вы думаете? Вы решили утопить ребенка?» Именно так он и сказал.
— Ты присутствовал при этом?
— Присутствовал. Мой отец повернулся ко мне. — Следующие слова отца Дарси повторил уже с трудом: «Что касается вас, сэр, не думал я, что вы окажетесь настолько невнимательны к исполнению своего долга по отношению к вашей сестре».
Элизабет взяла его под руку:
— Что такого страшного могло произойти с девочкой, когда рядом был ты и ее няня? Мне кажется, твой отец был немного резковат.
— Нисколько, Элизабет. Он был совершенно прав. — Слабый румянец окрасил его щеки. — Мне стыдно признаться, как я тогда смеялся над ее проказами.
— Вот уж преступление, так преступление. В каком ты был тогда возрасте, можно поинтересоваться?
— Достаточно взрослый, чтобы понимать. Мне было тринадцать.
— Ты суров к себе не меньше, чем твой отец, Фицуильям. — Она заглянула ему в глаза.
— Думаю, отец никогда не смотрел на сестру, не оплакивая при этом мою мать. Я знал, что он болезненно боялся потерять еще и дочь.
