- Не любят.
- Его?
- Всех нас, заедино.
Отец ударил кулаком по столу, так что свеча, выскочив из подсвечника, погасла; в темноте раздалось рычание:
- Что ты мне, словно девка, всё про любовь говоришь? Чтоб не слыхал я этих слов!
Зажигая свечу, Никита тихо сказал:
- Не надо бы Олёше ходить на бои.
- Это - чтобы люди смеялись: испугался Артамонов! Ты - молчи, пономарь! Сморчок.
Изругав всех, Илья через несколько дней, за ужином, сказал ворчливо-ласково:
- Вам бы, ребята, на медведей сходить, забава хорошая! Я хаживал с князь Георгием в рязанские леса, на рогатину брали хозяев, интересно!
Воодушевясь, он рассказал несколько случаев удачной охоты и через неделю пошёл с Пётром и Алексеем в лес, убил матёрого медведя, старика. Потом пошли одни братья и подняли матку, она оборвала Алексею полушубок, оцарапала бедро, братья всё-таки одолели её и принесли в город пару медвежат, оставив убитого зверя в лесу, волкам на ужин.
- Ну, как твои Артамоновы живут? - спрашивали Баймакову горожане.
- Ничего, хорошо.
- Зимой свинья смирна, - заметил Помялов.
Вдова, не веря себе, начала чувствовать, что с некоторой поры враждебное отношение к Артамоновым обижает её, неприязнь к ним окутывает и её холодом. Она видела, что Артамоновы живут трезво, дружно, упрямо делают своё дело и ничего худого не приметно за ними. Зорко следя за дочерью и Пётром, она убедилась, что молчаливый, коренастый парень ведёт себя не по возрасту серьёзно, не старается притиснуть Наталью в тёмном углу, щекотать её и шептать на ухо зазорные слова, как это делают городские женихи. Её несколько тревожило непонятное, сухое, но бережное и даже как будто ревнивое отношение Пётра к дочери.
'Не ласков будет муженёк'.
Но однажды, спускаясь с лестницы, она услыхала внизу, в сенях, голос дочери:
- Опять на медведя пойдёте?
- Собираемся. А что?
- Опасно, Алёшу-то задел зверь.
- Сам виноват - не горячись. Значит - думаете обо мне?
- Я про вас ничего не сказала.
'Ишь ты, шельма, - подумала мать, улыбаясь и вздохнув. - А он простак'.
Илья Артамонов всё настойчивее говорил ей:
- Поторопись со свадьбой, а то они сами поторопятся.
Она видела, что надо торопиться, девушка плохо спала по ночам и не могла скрыть, что её томит телесная тоска. На пасху она снова увезла её в монастырь, а через месяц, воротясь домой, увидала, что запущенный сад её хорошо прибран, дорожки выполоты, лишаи с деревьев сняты, ягодник подрезан и подвязан; и всё было сделано опытной рукою. Спускаясь по дорожке к реке, она заметила Никиту, - горбун чинил плетень, подмытый весенней водою. Из-под холщовой, длинной, ниже колен, рубахи жалобно торчали кости горба, почти скрывая большую голову, в прямых, светлых волосах; чтоб волосы не падали на лицо, Никита повязал их веткой берёзы. Серый среди сочно-зелёной листвы, он был похож на старичка- отшельника, самозабвенно увлечённого работой; взмахивая серебряным на солнце топором, он ловко затёсывал кол и тихонько напевал, тонким голосом девушки, что-то церковное. За плетнём зеленовато блестела шёлковая вода, золотые отблески солнца карасями играли в ней.
- Бог в помощь, - неожиданно для себя умилённо сказала женщина; блеснув на неё мягким светом синих глаз, Никита ласково отозвался:
- Спаси бог.
- Это ты сад убрал?
- Я.
- Хорошо убрал. Любишь сады?
Стоя на коленях, он кратко рассказал, что с девяти лет был отдан князем барином в ученики садовнику, а теперь ему девятнадцать лет.
'Горбат, а будто не злой', - подумала женщина.
Вечером, когда она с дочерью пила чай у себя наверху, Никита встал в двери с пучком цветов в руке и с улыбкой на желтоватом, некрасивом и невесёлом лице.
- Извольте принять букет.
- Зачем это? - удивилась Баймакова, подозрительно рассматривая красиво подобранные цветы и травы. Никита объяснил ей, что у господ своих он обязан был каждое утро приносить цветы княгине.
- Вот как, - сказала Баймакова и, немножко зарумянившись, гордо подняла голову: - Али я похожа на княгиню? Она, поди-ка, красавица?
- Так ведь и вы тоже.
Ещё более покраснев, Баймакова подумала: 'Не отец ли научил его?'
- Ну, спасибо за почёт, - сказала она, но к чаю не пригласила Никиту, а когда он ушёл, подумала вслух:
- Хороши глаза у него; не отцовы, а материны, должно быть.
И вздохнула.
- Видно - судьба нам с ними жить.
Она не очень уговаривала Артамонова подождать со свадьбой до осени, когда исполнится год со дня смерти мужа её, но решительно заявила свату:
- Только ты, сударь, Илья Васильевич, отступись от этого дела, дай мне устроить всё по-нашему, по- хорошему, по-старинному. Это и тебе выгодно, сразу войдёшь во все лучшие наши люди, на виду встанешь.
- Ну, - горделиво замычал Артамонов, - меня и без этого издали видно.
Обиженная его заносчивостью, она сказала:
- Тебя здесь не любят.
- Ну, бояться станут.
И, ухмыляясь, пожав плечами:
- Вот и Пётр тоже все про любовь поёт. Чудаки вы...
- Да и на меня нелюбовь эта заметно падает.
- Ты, сватья, не беспокойся!
Артамонов поднял длинную лапу, докрасна сжав пальцы в кулак.
- Я людей обламывать умею, вокруг меня недолго попрыгаешь. Я обойдусь и без любови...
Женщина промолчала, думая с жуткой тревогой:
'Экой зверь'.
И вот уютный дом её наполнен подругами дочери, девицами лучших семей города; все они пышно одеты в старинные парчовые сарафаны, с белыми пузырями рукавов из кисеи и тонкого полотна, с проймами и мордовским шитьём шелками, в кружевах у запястий, в козловых и сафьяновых башмаках, с лентами в длинных девичьих косах. Невеста, задыхаясь в тяжёлом, серебряной парчи, сарафане с вызолоченными ажурными пуговицами от ворота до подола, - в шушуне золотой парчи на плечах, в белых и голубых лентах; она сидит, как ледяная, в переднем углу и, отирая кружевным платком потное лицо, звучно 'стиховодит':
По лугам, по зелёны-им,
По цветам, по лазоревым,
Разлилася вода вешняя,
Студёна вода, ой, мутная...
Подруги голосно и дружно подхватывают замирающий стон девичьей жалобы:
Посылают меня, девицу,
