– Ты говоришь как придворная, Кэт.
– Ах, любовь моя, вы потеряли еще одну бусину с платья. Это рубин с бриллиантом, могу поклясться. А я хотела закрепить его на той золотой парче, которую вы наденете сегодня вечером. И разве я говорю как придворная? Но придворные теперь уже не говорят так, как прежде.
– Что ты имеешь в виду?
– Тот, который говорил лучше всех и чьи слова нравились вашему величеству больше всех, кого я только знаю, теперь уже не с нами.
Елизавета промолчала.
– Я уверена, он тоскует вдали от двора, – проговорила Кэт.
– Наверняка развлекается с женщинами в округе Книлуорта, – резко отозвалась королева.
– Вам не следовало так ревновать к Летиции Ноллис, моя милая.
Елизавета резко повернулась, ее глаза сверкали, в них блестели слезы; она дала Кэт пощечину. Кэт приложила руку к щеке и состроила гримасу. Но потом сказала:
– Какая жалость! Эта бусина из рубина и бриллианта потерялась, а они были парные.
– Ох, помолчи!
Кэт повиновалась, и Елизавета через некоторое время взорвалась:
– Что ты там стоишь и хмуришься? Почему не говоришь о нем, если тебе так хочется?
– Ваше величество дает мне милостивое позволение говорить об этом человеке?
– Что такое ты хочешь о нем сказать?
– Грустно видеть, как ваше величество мучается из-за него.
– Я мучаюсь из-за него? Пусть мучается эта волчица!
– Какая, ваше величество?
– Эта потаскуха, эта распутная женщина, эта Летиция… или как там ее зовут? Она замужем за кем-то… За Херефордом, кажется, так? Мне его жаль! Мне его жаль!
– Ах! – вздохнула Кэт. – Так печально видеть мужчину, когда-то гордого, а теперь упавшего низко. Псы хватают его за горло, миледи. Они потащат его к смерти и бесчестию, если я не ошибаюсь.
– Псы? Какие псы? Кэт прошептала:
– Его великая и могущественная светлость Норфолк. Милорд Суссекс. Милорд Арундел. Вот те псы, которые разорвут нашего красавчика джентльмена на части. Разве ваше величество не знает, что они взяли Джона Эпплъярда и стали его допрашивать? Он клянется, что помог скрыть убийство его сводной сестры ради Роберта Дадли.
Елизавета уставилась прямо перед собой. Этого не должно быть. Старый скандал не может возникнуть вновь. Нельзя допустить, чтобы Эми Робсарт вытащили из могилы и запачкали честь королевы.
– Ну вот, – продолжала Кэт, – я и говорю, печально видеть великого человека падшим. Но что это, слезы в ваших прелестных глазах, моя милая? Ну, ну, успокойтесь! Не важно, что ваша Кэт видит их. Вы думаете, что обманули ее? Вы любите его и думаете, что он любит Летицию больше, чем вас… или любил бы, будь она королевой.
Елизавета вдруг положила голову на плечо Кэт и прошептала с ужимкой:
– Двор без него так скучен, Кэт. Эти… все остальные…
– Они не такие, любовь моя.
– Все не такие, Кэт. Мы были вместе в Тауэре, разве не так? Могу ли я забыть его?
– Разумеется, нет.
– Хинидж…
Кэт презрительно присвистнула, подражая своей царственной госпоже:
– Смазливый мальчик, и ничего больше! Львица развлекается с хорошеньким щенком. Но у лорда Лестера есть враги, дражайшее величество. Псы хватают его за горло. Они говорят: «Львица отдала его на произвол судьбы».
Елизавета поднялась. Ее глаза сияли, ей было приятно, что ее желания и здравый смысл совпадают.
– Мы вернем его ко двору, – заявила она. – Я призову его обратно. Я не позволю псам схватить его, Кэт. Ты увидишь, как они отползут от него. Что касается мастера Эпплъярда, он еще пожалеет, что покинул свои сады! Кэт, больше никаких скандалов быть не должно. А граф Лестер должен забыть о своем высокомерии. Я этого не потерплю.
– Не погадать ли на картах? – предложила Кэт.
– Нет, не сейчас. Он вернется ко двору, как кавалер, по которому мы скучали. Я хочу вернуть его только потому, что у него так много врагов. Я не желаю, чтобы обо мне думали, будто я забываю тех, кого когда-то любила.
– И все еще любите, – тихо констатировала Кэт.
И Роберт вернулся ко двору, а враги его отступили.
Джон Эпплъярд сознался, что ему предложили вознаграждение за выступление против Дадли; признал,
