стать их королевой, но она решительно отказалась, несмотря па требования ее министров.
– Что? – воскликнула королева. – Ввергнуть мой народ в войну с Испанией?
Тщетно они протестовали, убеждая, что таким образом она станет главой протестантского мира. Елизавета не желала участвовать в религиозных войнах. Пусть их ведут другие, говорила она, истинные победители те, кто стоит в стороне и наблюдает за чужими войнами.
Летом королева предприняла свою обычную поездку по стране. Роберт выехал раньше всех, потому что в этот год маршрут проходил через Кенилуорт и он должен был подготовить замок к приему Елизаветы с ее свитой на двенадцать июльских дней. Роберт намеревался устроить такие празднества и развлечения, каких никто еще не видел.
По дороге на Север он чувствовал себя неспокойно, беспокоясь, не вызвал ли кто-либо гнева королевы, рассказав о его женитьбе на Дуглас и рождении у них сына, не дошли ли до нее слухи относительно смерти лорда Шеффилда.
Последнее время Елизавета держалась с ним надменно – и именно это и навело его на столь тяжелые мысли, – демонстрировала, что больше привязана к «своему старому Барашку и Овечке» – новые прозвища, которые она дала Хаттону. Кроме того, очень любила своего Мавра – Уолсингама, такого смуглого человека, что ему вполне подходило это имя. Следовательно, думал Роберт, ему нужно придумать такие развлечения, каких еще не было, даже во времена кардинала Вулси и ее отца.
Замок Кенилуорт почти на двадцать миль был окружен богатыми землями. Роберт истратил тысячи фунтов, чтобы украсить поместье и культивировать земли, а потому, проезжая по ним теперь, испытывал гордость. Ему хотелось, чтобы его отец, всегда служивший ему примером, был жив и смог его видеть. Только в этом году королева позаботилась, чтобы он получил пятьдесят тысяч фунтов – и это в дополнение к доходу, который он получал от своих многочисленных предприятий.
Роберт больше не надеялся на брак с ней, потому что теперь понимал, что она никогда не выйдет замуж. Но и не мог судить эту странную женщину по обычным меркам. О ней ходило множество слухов. Говорили, будто Елизавета не выходит замуж потому, что не способна вступить в половые сношения. Он знал ее лучше, чем кто-либо другой, давно усвоив, что любовь для нее – это лесть, комплименты, поцелуи и нежные объятия. Ее глаза начинали блестеть при виде красивого мужчины; она никогда не могла удержаться, чтобы не приласкать его. И в самом деле странная женщина! Обожает мужчин, но навеки отдана власти. И… ей нравятся романтические прогулки по аллеям, которые никуда не ведут.
Прибыв в замок, Роберт испытал шок, потому что там оказалась Дуглас с ребенком. Он был ошеломлен. Она должна была находиться в одном из его поместий, дожидаясь, когда он сможет приехать к ней. И хотя люди, окружавшие ее, были его друзьями, Роберт не был полностью уверен, что всегда сможет положиться на их скромность.
Дуглас явно была настроена не смущать его.
– Мой дорогой друг, – сказала она, – я проезжала неподалеку и, услышав о ваших великих планах, решила заехать, чтобы вам помочь. Вам нужно будет сделать здесь очень много, и я полагаю, что смогу быть в некоторым смысле полезна.
Не появились ли насмешливые улыбки у окружающих? Не беспокойство ли промелькнуло в глазах Филиппа Сидни? Племянник Роберта любил его, как никто другой, и был мудр. Не почуял ли он опасность?
Роберт быстро собрался с мыслями.
– Вы очень добры, леди Шеффилд, – отозвался он. – Не сомневаюсь, я многим обязан вашей доброте. – А про себя с ужасом подумал: «Что, если бы здесь была королева?!»
Отправляясь в путешествие, Елизавета пребывала в отличном настроении. С ней ехали все ее придворные дамы, сорок графов и более шестидесяти лордов и рыцарей. С особым удовольствием она хотела посетить Кенилуорт, чтобы увидеть Роберта в окружении всего того великолепия, которым он был обязан ей.
Бедный Роберт! Он был уже не молод. Сказать по правде, его фигура, бывшая когда-то гибкой и стройной, перестала быть таковой; темные вьющиеся волосы, которые она так любила трепать, поредели и поседели, а под прекрасными глазами появились мешки. Елизавета, любившая его, видела все это ясно, как всегда видела все его недостатки. Однако это ровным счетом ничего не значило, поскольку не уменьшало ее к нему привязанности. Роберт не обладал ясным умом ее сэра Духа или ее дорогого Мавра, зато у него было вдвое больше амбиций. Он был чересчур внимателен к своему здоровью, любил принимать лекарства, серьезно обсуждать новые методы лечения различных болезней, что нередко вызывало у нее улыбку. Сама Елизавета никогда не признавалась, что у нее что-то болит, бросая вызов смерти и старости.
Она с трудом оторвалась от мыслей о предстоящих удовольствиях и уделила внимание более серьезным предметам.
Петерс и Турверт, два анабаптиста из Голландии, должны были быть сожжены на костре, пока ее не будет в столице. Королева получала множество писем относительно этих людей. Епископ Покс, которого очень заботила судьба мучеников, умолял ее не позорить свое имя, свое царствование и реформированную церковь, потакая католикам. Епископ Покс и те, кто с ним согласен, ничего не понимают. Она не должна открыто выступать в поддержку анабаптистов. Филипп Испанский постоянно за ней наблюдает. Если бы только ее народ знал, как Елизавета страшится этого человека, как хорошо понимает в глубине души, что он, с тем фанатичным блеском в глазах, который она когда-то у него подметила, ожидает дня, когда католическое сообщество во главе с ним воцарится над миром и все люди будут жить в страхе перед инквизицией!
Ее не слишком заботила судьба этих двух голландцев. Она, как и ее отец, мало размышляла о муках, которые переносят другие.
Екатерина Медичи – теперь, когда ее любимый сын Генрих стал королем Франции и женатым человеком, – надеялась, что Елизавета может рассмотреть в качестве претендента на свою руку ее младшего сына, Алансона, который после того, как его брат стал королем, получил его титул герцога Анжуйского.
Елизавету забавляло, что можно снова начать играть в ухаживания.
Маленький мужчина довольно безобразен, рассказали ей; но французский посол – в высшей степени очаровательный Ла Мот Фенелон – не скупился на похвалы. Маленький герцог, откровенничал он, вне себя от любви к английской королеве; а то, что она старше его, это ему даже нравится. Он тоже не сопливый юнец, чтобы бегать за девчонками. Елизавета узнала, что Алан-сон слегка рябой, и заявила, что это заставляет ее засомневаться. Но Екатерина Медичи написала королеве, что ей известно великолепное
