Ее губы остались сжатыми.
– Думаю, ваше величество может что-то попросить за свою дружбу.
– Но дружба – не дружба, если она не добровольна.
– Тогда я прошу ваше величество, чтобы вы ничего не просили в обмен на дружбу.
– И если я не буду ничего просить, то ты?
– Трудно представить, чтобы такая простая девушка, как я, могла дружить с королем.
– Это случается очень часто, моя дорогая.
– Но не думаю, что случится со мной.
Маленькие губки были поджаты, глаза сверкали холодным огнем. «Боже, – подумал Генрих, – я должен добиться ее расположения».
Но он оказался неважным ухажером. Расточать комплименты, пользоваться духами и вести галантные разговоры ему было несвойственно. Это умели делать месье де Гиз и галантные кавалеры французского двора. Сам он предпочитал быстрый натиск и немедленные победы, к удовольствию обеих сторон.
Генрих почувствовал легкое раздражение. Ему казалось, что Жанна быстро окажется в его постели, а она, еще совсем девчонка, раздумывала, как далеко могут зайти их отношения.
Именно в этом саду он когда-то лежал с Флореттой – страстной, теплой крестьянкой, которая не видела никаких причин для того, чтобы держать его на расстоянии.
Он не собирался все это долго терпеть. Надо показать этой девчонке, что он король, который ждет повиновения, а она – простушка, с чем и сама согласна, и должна быть ему благодарна за то, что он обратил на нее внимание. Кроме того, Генрих собирался преподать ей такой урок страсти, после которого она будет ему только благодарна.
Он рассмеялся, обвил ее руками, но она повела плечами и отстранилась.
– Ну, Жанна, похоже, что тебя еще никогда не любили. Ты не знаешь, какие радости тебя ждут.
– Знаю, если послушаю ваше величество, то это будет грехом, а я не согрешу… добровольно. А если ваше величество принудит меня к этому силой, я покончу с собой, бросившись в Баизу.
Жанна говорила с таким жаром, что у него опустились руки. Почувствовав себя свободной, она повернулась и бросилась прочь.
Это становилось все более смешным. Генрих вздыхал по девице, твердо настроенной сохранить свою девственность.
Он устраивал ей ловушки, смеялся над ней, иногда совсем терял терпение, но она оставалась непреклонной. Пусть он и король, говорила Жанна, но у него есть жена, и он не вправе заниматься любовью с другой женщиной.
– А если бы я был свободным? – спросил Генрих.
Она опустила глаза:
– У вашего величества нет возможности стать свободным. Вы женаты на королеве, и, хотя она находится в Париже, а вы в Беарне, она тем не менее остается вашей супругой.
– О моей жене, Жанна, можешь не беспокоиться. Она удовлетворяет свою прихоть с другими любовниками, и ее вовсе не тревожит, что я делаю то же самое.
– Я боюсь не за нее и не за вас, сир, а боюсь за мою душу.
Генрих вздохнул. При французском дворе такие рассуждения иначе как за шутку не приняли бы. А она говорит с ним совершенно серьезно. В то же время вроде бы он не кажется ей неприятным, Жанна боится греха, а не его.
Если бы он был свободен!.. Впрочем, даже тогда разве же он смог бы жениться на такой простой девушке, как Жанна де Тиньонвилль? Это так трудно представить, что не стоит и вспоминать о женитьбе.
Но желание овладеть Жанной его не покидало. В ее поведении было что-то такое, что давало ему надежду. Он испытывал танталовы муки, когда предлагал Жанне стать его любовницей, а она отказывалась. Порой ему казалось, что она колеблется, хотя и клянется, что никогда не подвергнет опасности свою душу и сохранит невинность до брака.
Все дело в ее строгом религиозном воспитании, объяснял себе Генрих, и в образе жизни, который вела ее мать, многие его подданные. Его двор пуританский, но не хочет же он, чтобы разврат французского двора повторился в Беарне? Это не для его придворных, думал Генрих с усмешкой, потому что сам был одним из самых легкомысленных мужчин при французском дворе. В занятиях любовью Генрих ничего дурного не видел, для него это было чем-то вроде охоты или жё-де-пом, просто борьба за обладание женщиной казалась ему самой увлекательной из игр, и, следовательно, играть в нее следует чаще, чтобы достичь в этом деле совершенства.
Поэтому Генрих твердо настроился сломить сопротивление Жанны. А так как такая ситуация сложилась благодаря д'Обинье, который привел мать Жанны во дворец, то решил, что именно он и должен ему помочь.
Генрих послал за своим старым другом.
– Мой дорогой друг, – сказал он, – мне нужна твоя помощь.
Агриппа д'Обинье довольно улыбнулся. Он считал себя хорошим советчиком, и ничто не доставляло ему большего удовольствия, чем моменты, когда к нему обращались за помощью.
– Чем я могу быть полезен вашему величеству?
– Хочу, чтобы ты сделал что-нибудь, чтобы я получил то, чего не могу добиться сам.
