Выполнив все необходимые для зачисления в студенты формальности, я с нетерпением ожидал начала занятий (назначенного на 31 августа), и первая лекция, которую мне пришлось выслушать, была лекция по неорганической химии Д. И. Менделеева. В это время, в 1889 г. имя Менделеева уже пользовалось мировой известностью, но в Петербургском университете оно было предметом совершенно исключительного почитания и среди профессоров и особенно среди студентов. Периодический закон Менделеева, предсказавший с поразительной точностью свойства неизвестных ранее элементов галлия, скандия и германия, к этому времени уже открытых, составил эпоху в истории и вызвал изумление всего мира.
Будучи общепризнанным выдающимся гениальным ученым, Д. И. Менделеев в то же время был известен как человек душевных исключительных качеств, с мужественным и неустрашимым характером; всецело преданный делу науки и стремлению к истине, ради которых был способен на геройские подвиги, даже с опасностью для своей жизни. Это с особенной яркостью проявилось в его знаменитом полете на воздушном шаре во время солнечного затмения 7 августа 1887 г., когда он поднялся в верхние слои атмосферы для некоторых наблюдений во время затмения… Это был, конечно, очень рискованный поступок, но, к счастью, все кончилось благополучно: шар опустился в нескольких десятках километров от места полета, и на другой день Менделеев возвратился по железной дороге через Москву в Клин, где он тогда жил. Одновременно с московским поездом к Клину подошел и петербургский поезд, и собравшиеся на станции пассажиры и местные жители устроили Менделееву восторженную встречу и шумные овации. В числе присутствующих находился и мой брат, который ехал из Петербурга в Курск и который мне подробно обо всем этом рассказал через два дня под свежим впечатлением всего виденного. Много позже я познакомился и довольно часто встречался с Кованько, который был уже генералом, и от него я также узнал много подробностей об этом удивительном эпизоде из жизни Менделеева. При этом он мне говорил, что полет этот был действительно очень опасным для Менделеева и со стороны Менделеева являлся настоящим геройским подвигом. В Петербургском университете полет Менделеева был всем хорошо известен и еще больше способствовал его популярности.
К этому надо добавить, что летом 1889 г. состоялись два Лондонских чтения Менделеева: одно в Королевском обществе, другое — Фарадеевское чтение в Британском химическом обществе. На эти чтения приглашались только самые выдающиеся ученые, и эти приглашения для ученых считались величайшей честью.
Вполне понятно, что все эти обстоятельства создавали особую возбужденную атмосферу для первой лекции Менделеева, и задолго до начала ее не только 7-я аудитория, в которой читал свой курс Менделеев, но и прилегающие к ней помещения были переполнены оживленной и шумной толпой студентов всех факультетов и всех курсов, которые, по примеру прежних лет, собрались на вступительную лекцию, чтобы выразить чувства своего восхищения и преклонения любимому профессору, гордости Петербургского университета, красе русской науки — Дмитрию Ивановичу Менделееву. В этой взволнованной, возбужденной и радостной толпе студентов находился и я; мы с нетерпением ожидали появления Менделеева. В соседнем помещении, в котором была препараторская и откуда дверь выходила непосредственно на кафедру, послышались негромкие шаги, в аудитории воцарилось глубокое молчание, и в двери показалась величавая фигура Менделеева, немного сутуловатая. Длинные седые волосы, ниспадавшие с головы до самых плеч, и седая борода окаймляли его серьезное и задумчивое лицо с сосредоточенными проникновенными глазами. Я до сих пор не могу забыть того, что тогда произошло. Казалось, здание готово было обрушиться от грома приветствий, возгласов, рукоплесканий; это была гроза, это был ураган. Все кричали, все неистовствовали, все старались, возможно, сильней и полней выразить свой восторг, свое восхищение, свой энтузиазм. Никогда нельзя забыть тех переживаний, которые тогда пришлось испытать. По мере того, как это происходило, Менделеев хмурился все больше и больше, махал обеими руками, чтобы прекратить приветствия и успокоить аудиторию. Шум не прекращался, Менделеев перестал размахивать руками, нахмуренное лицо его стало проясняться — и вдруг озарилось светлой улыбкой, и тогда восторг слушателей достиг высшей степени. Наконец, понемногу все затихло и успокоилось, и Менделеев начал свою лекцию и приступил к изложению своего курса, который (увы!) он читал последний раз в стенах Петербургского университета. Надо было видеть тот энтузиазм, с которым был встречен Менделеев, чтобы почувствовать, что он был и великий ученый и великий человек. Он неотразимо действовал на всех и привлекал умы и сердца тех, кому с ним приходилось встречаться.
Началась правильная систематическая работа в университете, и я, конечно, с исключительным вниманием слушал лекции Менделеева. Я был счастлив, что “Основы химии” я узнаю не из книги, а слушаю в живом слове самого автора — творца основ химии и периодического закона, и должен сказать, что действительно Менделеев читал свои лекции совершенно необычным, глубоким и проникновенным образом. По своему построению и содержанию лекции его в 1889–1890 гг. вполне соответствовали “Основам химии” в тех изданиях, которые появились до этого времени… С внешней стороны речь Менделеева не отличалась совершенной безукоризненностью и гладкостью изложения, особенно в начале, когда у него были некоторые остановки и заминки в подборе слов и выражений. Он не подготовлял заранее фраз и никогда не прибегал к внешним эффектам. Часто, излагая свои мысли, он подыскивал подходящие выражения, не сразу их находил, поэтому иногда заикался, не сразу преодолевая встречающиеся затруднения, но когда первые затруднения были преодолены, когда он овладевал излагаемым вопросом, речь его лилась свободно и вдохновенно, и он проникновенно излагал самые трудные и сложные вопросы с необычайной ясностью и простотой, делая их понятными даже для недостаточно подготовленных слушателей.
Близко знакомый с развитием науки своего времени, принимая непосредственное участие в разрешении новейших основных проблем, лично знавший многих выдающихся современников, он вносил в свое изложение живую струю непосредственных наблюдений и впечатлений, которые придавали его словам свежесть, жизненность и правдивость и наполняли яркими образами умы слушателей. В качестве примера могу указать на его лекции, посвященные закону Авогадро — Жерара и его значению для современной химии. Закон этот позволил окончательно и точно установить величину атомных весов элементов и построить систему молекулярных формул простых и сложных тел на основании простого соотношения между молекулярным весом и плотностью тел:
Развивая свои мысли, Менделеев говорил: “Древний греческий мудрец говорил: я знаю, что я ничего не знаю. Да он и не знал, а мы знаем”. В этом и заключается преимущество современной опытной индуктивной науки перед прежней наукой, перед “классицизмом”, сводившимся к абстрактным умствованиям и благодаря этому вырождавшимся в метафизику и схоластику. В противоположность ограниченности и убожеству древнего мировоззрения, Менделеев считал науку всемогущей и не видел пределов для человеческого знания…
…В своем Лондонском чтении, состоявшемся в 1889 г. в Королевском обществе, Менделеев говорит следующее: “Грове заметил, что платина, расплавленная в пламени гремучего газа, где образуется вода, падая в воду, ее разлагает, образуя вновь гремучий газ. Разрешение этого парадокса, как многих парадоксов эпохи Возрождения, послужило в наше время к установке Генрихом Сен-Клер-Девилем понятия о диссоциации и равновесиях и заставило вспомнить учение Бертолле…' В своих лекциях Менделеев развил эту мысль более подробно, указав реальную обстановку, в которой произошло это открытие.
Теперь я перехожу к печальным воспоминаниям. Наступило время, когда мы должны были расстаться
