понимаю, отчего вы собираетесь в бой с таким унылым видом, будто вас уже заранее «кухари» отпели?
– Есть ли в этой жизни хоть что-то, к чему вы относитесь серьезно? – риторически вопросил молодой правитель Янамари и хмыкнул.
– Разумеется, есть, – Лэхри перестал улыбаться и честно ответил: – Еда, вино и женщины, конечно же. Уверяю вас, Никэйн, я отношусь к этим вещам весьма серьезно. Я ем мясо – и воздаю хвалу Локке, пью вино – и славлю Морайг, люблю женщин – и прошу благосклонности Глэнны. Словом, делаю все это, дабы богиням не в чем было меня упрекнуть, когда мне доведется предстать перед ними. Хоть бы и сегодня! – и поднял кружку. – Ваше здоровье, Никэйн! Не будьте таким хмурым. Выпейте со мной. Лети-ка сюда, моя пташка, – и, сцапав подавальщицу за талию, усадил ее к себе на колено. – Ну-ка, скажи, красавица, – ты будешь плакать, если меня убьют?
– Да, и очень горько, сударь, – кокетливо всхлипнула девица.
– Лэхри, не паясничайте. Отпустите девушку и допивайте ваше вино. И поторопитесь, иначе фельдмаршал отправит вас в авангард и меня заодно.
– А вот это вряд ли, – лейтанант разом поскучнел и стряхнул девицу с колена, не забыв, впрочем, шлепнуть по упругой попке. – Я могу хоть в пляс нагишом пуститься, но в бой Носатый меня не пустит. И вас, Никэйн, кстати, тоже. Так что… – и пожал плечами. – Хотите услышать главную заповедь ролфийской армии? Не путайся под ногами у тех, кто действительно знает, что делает. Наши с вами места – на галерке, дружище, и это, когти Локки, правильно!
Илдред Кан, фельдмаршал
Дым над Купайном был виден без всякой подзорной трубы. Черный и густой, как это бывает, когда жгут человеческое жилье, а город жгли, жгли целенаправленно и зло, словно захваченный в кровопролитной битве вражеский форпост. Из еще недавно до последнего кирпича в стенах домов синтафского, Купайн успел превратиться в поселение ненавистных врагов, а потому по старому диллайнскому обычаю предавался огню без всякой жалости.
Главнокомандующий армией Файриста неопределенно хмыкнул. Если уж имперцы вспомнили о традициях, значит, боевой дух войск не столь высок, как хотелось бы эсмондам. Ну что ж, поглядим, насколько все собравшиеся оспорить свои права на янамарский берег Намы настроены серьезно и решительно.
– Завтрак был неплох, согласись, – бросил Илдред через плечо Рамману. – Нормальная каша с мясом вместо этих поганых перепелок, от которых только изжога, вот подходящая пища для солдата.
– Совершенно верно, милорд.
Янамарец быстро перекинулся понимающими взглядами с ролфийским лейтенантом – наблюдателем. То, что простую солдатскую кашу Носатый Филин запивал тончайшим белым элавальским и закусывал самым дорогим сортом сыра, значения не имело. Диллайн искренне полагал, что ведет образ жизни простого воина в походе. Кто знает, может, во времена завоевания Сэдрэнси так оно и было.
Проснувшись еще задолго до рассвета и на скорую руку потрапезничав деликатесами, Носатый Филин с большим трудом вскарабкался на смирного, серого, как туман над заливными намскими лугами, мерина. И в сопровождении небольшой свиты, состоявшей, кроме графа Янамари и лейтенанта Лэхри, из пяти полковников, двух писарей и десятка фельдъегерей, неторопливо отправился к холму, откуда собирался руководить предстоящим сражением. Большая честь для янамарских частей, даже слишком большая, но так уж вышло, что генерал Кан, совсем недавно получивший из рук князя Эска высшее воинское звание, оказался именно там, где Империя Синтаф решила нанести первый пробный удар по мятежному княжеству.
Казалось со стороны, что Илдред все еще досматривает последний сон – его веки почти смежились, гладко выбритый подбородок лег на грудь. Фельдмаршал, что называется, носом клевал, размеренно покачиваясь в седле, предоставив груму вести под уздцы его лошадь. И сквозь сытое довольство плотно позавтракавшего человека Рамман, как ни старался, не разглядел ни страха, ни особого волнения.
Сам молодой граф за всю ночь глаз не сомкнул. Не то чтобы извелся от переживаний, просто не шел к нему сон, хоть умри. Рамман вертелся на своей койке, несколько раз вставал, проверял часовых, чтобы не терзаться предчувствиями и не завидовать мерному похрапыванию главнокомандующего, доносящемуся из соседней комнаты. В адъютанты владетель Янамари напросился сам. Глупо, конечно, и по-мальчишески, но выросшему и возмужавшему в мирные годы Рамману откровенно хотелось «на войну».
Свита новоиспеченного фельдмаршала Кана – это, само собой, не «истинное братство по оружию», о котором читалось в мемуарах полководцев, но сборище любопытнейших, всяк на свой манер, личностей, заслуживающих внимания. Вот, например, полковник Тирит…
– Не люблю я таскать за собой целую свору, – проворчал Носатый Филин, вдруг пробудившись от легкой дремоты. Словно мысли Раммановы прочитал. – При предпоследнем Императоре спасу от них никакого не было, от этих высокородных собачек на побегушках. Как такое может быть – чин полковничий, а мушкета в руках не держал? Слава… э… всем богам, Аластар разогнал дармоедов.
Князь Файриста не мог себе позволить содержать армию бездельников – потомственных дворян, обретающихся при штабах, потому поставил вопрос ребром: хочешь по праву носить мундир – служи в строю, как офицер. Ах, не обладаешь достаточными знаниями! Иди в солдаты. А коли не то и не другое, то изволь помогать родине иными способами – деньгами или провиантом. Мало ли чем истинный патриот может оказаться полезен своей стране и ее государю?
– Погодка-то какая! Ух, красота!
Вот уж кто воспользовался каждым мгновением мирного затишья, так это лейтенант Лэхри. Он наслаждался жизнью – вдоволь наобнимался с очередной хорошенькой девчонкой из обоза, выхлестал бутылку янамарского, сгрыз курицу и спел на луну с таким вдохновением, что, должно быть, все волки в округе обзавидовались.
А теперь еще и красотами пейзажей наслаждался. Прямо-таки как настоящий шуриа.
– Хорошая погодка, возражать не стану, – промурлыкал себе под нос фельдмаршал, зловеще блеснув глазом. – Но недолго осталось нам любоваться солнышком, совсем недолго…
И как в подтверждение его слов где-то вдалеке, возле Купайна, одиноко бухнула пушка, ей ответили, небо глухо загремело, будто в грозу.
– Помогите-ка мне слезть с животины.
Обычно Илдреду не слишком досаждало увечье, он притерпелся к своей деревяшке, смирился и относился к неудобствам калеки с диллайнским пренебрежением ко всему плотскому. Но иногда, вот как сейчас, ему хотелось разыграть небольшую комедию под названием «Сказ о том, как один безногий целую армию поборол». Рамман, откровенно говоря, не слишком хорошо понимал, почему они, то бишь Файрист, обязательно должны победить при численном перевесе имперских войск. У Носатого Филина было двадцать тысяч солдат, из них только две тысячи кавалеристов, и пятьдесят орудий. Маловато против почти сорокатысячного войска противника. Но Илдред, словно ни в чем не бывало, строил планы и раздавал указания, убежденный в грядущей победе.
Вот и сейчас он торжественно водрузил седалище в самое настоящее кресло с облезшей позолотой и слегка потертым бархатом обивки, «счастливое» кресло, неизменно возимое следом в обозе, извлек подзорную трубу и с довольным видом воззрился куда-то вдаль. С лисчанского холма открывался вид на всю долину – поля, фермы, мельницы, пруды и перелески, как на пасторальной картине какого-нибудь малоизвестного художника, которые любят вешать в гостиных провинциальные господа. Отсюда не разглядеть было, что поля изрыты воронками от взрывов, а фермы обезлюдели, но Илдред Кан, разумеется, смотрел на пейзажи с точки зрения полководца, и ему пейзаж нравился. По дороге темной живой лентой двигались воинские колонны, дымы клубились то тут, то там.
Время от времени фельдмаршал прикладывался к серебряной фляжке, но насколько было известно Рамману, в ней была чистая ключевая вода. Он сам набирал ее у родника.
Было уже 8 часов утра, когда корпус генерала Горасса завязал перестрелку с имперским отрядом, занимавшим Купайн. Сначала, разумеется, послышалась канонада, а затем прискакал гонец с
