Джона гордилась несказанно, видя в его успехах свой небольшой, но весомый вклад.
А вот письмо от Аластара никогда не увидят охочие до пикантных подробностей потомки. Незачем им знать о том, как князю со столь обширными полномочиями, что его власть граничит непосредственно с тиранией, приходится делать нелегкий выбор между желаемым и возможным в пользу последнего.
«Есть границы, за которые никто не может шагнуть безнаказанно», – написал он. Конечно, есть. Джоне не знать ли?
Она сожгла письмо, обернув в пепел слова горечи и неволи, очередной неволи диллайнского князя. Пусть никто не узнает, как ему было больно и стыдно. Кабы не цивилизованные времена, тьфу на них, то приказала бы казнить гонца, чтобы не проболтался за рюмкой, как мучительно скрипело пестрое перо в костлявой руке у Эска – их удачливого вождя, сумевшего, судя по всему, склонить на свою сторону древних богов. Как подрагивали его пальцы со сбитыми в кровь костяшками, когда отдавал запечатанный сургучом пакет с пометкой «Лично в руки».
Аластар нуждался в союзниках с Ролэнси, а Вилдайру позарез требовалась милость Глэнны. Что нужно Джоне, обоих мужчин интересовало меньше всего. Нет, конечно же, они оба учитывали мнение шурианки, но разве она сама не понимает, в каком сложном положении оказались они все втроем? Понимает прекрасно. Она хоть и шуриа, но одновременно еще и синтафская аристократка, и уж она-то лучше всех знает, что такое долг. Она – исполнившая свой долг перед своими соплеменниками.
И так как стоять на распутье – занятие неблагодарное, Джона подумала-подумала, да и решила, что для загнанной в угол шуриа самое лучшее место – остров Шанта. Если бедной слабой женщине сложно сделать выбор, то пусть и ее могущественным мужчинам будет не слишком удобно. Очень по-шуриански, но что ж тут сделаешь, если связались с женщиной змеиного племени. Только терпеть. И ждать.
Вилдайр поморщился, но согласился, Аластар согласился, не поморщившись. Джона же щелкнула смуглыми пальчиками и скомандовала: «На Шанту…»
В густой траве разноголосо звенела всяческая насекомая мелочь. Как водится, были среди хрупких творений лета и всяческие кровопийцы. Но Джойана Ияри, уподобившись какой-нибудь бодливой корове или норовистой кобыле, бойко отбивалась стебельком пижмы от назойливого внимания к своей крови – хлестала себя по плечам и бедрам, точно хвостом.
– Мне здесь нравится, – сказала она. – Тут будем строиться.
Губернатор Тэлдрин сдвинул на затылок двууголку и по-простецки почесал укушенную слепнем шею. Идеальным решением проблемы, с его точки зрения, было бы поселение кня… первой шурианской дамы в форте под защитой толстых стен, пушек и неусыпной охраной бравых ролфийских воинов. Но Его Священной Особой предписано было всячески угождать пожеланиям леди Ияри относительно капитального обустройства оной на острове Тэлэйт. Вот эрн-Тэлдрин и угождал – тем, что молчал и не вмешивался в выбор места для строительства поместья.
– А что? По-моему, лучше не придумаешь. Ручей, озеро, рощица… – не слишком уверенно, но и без явного недовольства заявил Джэйфф Элир. – Конечно, если ты не задумала какой-нибудь синтафский дворец возвести на зависть всем императорам, – и некуртуазно сплюнул разгрызенной травинкой.
Этого ползучего гада никакая жужжащая тварь не ела.
Нет, на дворец Джона не претендовала, но и ютиться в хижине «княгине Шанты» не пристало. Тем паче официальной Невесте Священного Князя.
«Тщеславная маленькая змеюшка», насмешливо шепнул где-то в глубинах памяти голос Безумного Эйкенна. А ведь одно время всерьез засматривалась чуть ли не на императорский венец. Бойся желаний, маленькая змеюшка, они сбываются.
Джона шлепнула болтуна веткой и азартно взобралась на вершину пологого холма, с которого когда-то впервые увидела форт Шила-Сигрейн. Сейчас-то он разросся, и город вокруг тоже раздался вширь и ввысь. Самое время Шанте обзаводиться светской жизнью и высшим светом.
– Здесь мой дом! – крикнула Джойана Ияри стоящим у подножья мужчинам. – Теперь я буду тут жить!
И упрямо топнула ножкой.
В доме Майрры Бино собрались почитай все Синицы. Даже Лимна явилась с трехдневным младенчиком на руках. В кои-то веки из войска письмо пришло, и не просто какая-то писулька на куске газеты, а всамделишнее письмо на хорошей бумаге. Лакей из Янамари-Тай доставил, вручив неумело сложенный конвертик очумевшей от такой милости Майрре в собственные руки. Дурная баба надумала было лишиться чувств, заподозрив себя во внезапном и горестном вдовстве, но внушительный малый, затянутый в графскую ливрею, заверил хозяйку фермы, что письмо писано под диктовку ее супружника. Так что созывать соседей на тризну рановато. А еще сказал, что граф Рамман лично побеспокоился о земляке, взяв на себя труд передать послание солдата на родину. Ценить надо, а не в пылюке валяться. Майрра тут же начала ценить: усадила на почетное место, угостила посланника прохладненьким компотом из ранней вишни, приказала отсыпать его лошадке овса. Узнав, что муж, слава Меллинтан, живехонек, женщина успокоилась, и теперь ее интересовало – кто будет читать ценное послание.
– Я в храмовую школу ходила, но читаю лишь по-печатному, почерков не разбираю. Мать моя, так она вообще грамоте не обучена, – сокрушалась фермерша.
Пришлось гордому слуге янамарского графа читать сельчанам письмо.
Младшего сына, милостиво оставленного вербовщиками на хозяйстве, послали за соседями. И вот уже в благоговейной тишине развернут лист, и чтец движением руки призывает слушателей к вниманию:
– Писано со слов Арагира Бино старшим писарем Четвертого Янамарского стрелкового полка сержантом Луром. Дорогая супружница моя Майрра, сообщаю тебе, что жив я и здоров, только немного ранен в руку. В скобочках дополнение – задет осколком, все уже почти зажило, как на собаке, ты же знаешь. Спешу порадовать тебя, дорогая супруга, что врагов-«кухарей» на поле при деревне Кошкин Брод мы разбили наголову. Эсмондские прихвостни бежали, поджав… Э-э-э… Тут зачеркнуто нехорошее слово, сударыня. Что там у них осталось, то и поджали. А дело вышло туго поначалу. Ихний, эсмондский главный генерал пытался ударить не с флангу, как полагается по военной науке, а в стык между нашими армиями – янамарской и канаваррской, но наш Сычара, то бишь фельдмаршал Кан, все равно извернулся и ударил по «кухарям» изо всех сил. Солдатушек полегло много, кого картечью посекло, кого драгуны порубили, кого постреляли, но мы все-таки выстояли. Мне чуток не повезло, а мальчишки наши без единой царапины. А того сержанта помнишь? Расмаса Тина, который нас в лагерь загреб? Так вот ему картечью ногу оторвало. Но тоже живой остался. Будет теперь на деревяшке скакать. Вот такие дела. А еще я собственными глазами видел самого князя Эска. Солидный дядька, скажу я тебе, женушка. Настоящий диллайн, и сослепу не перепутаешь. Говорят, по ночам он обращается в сову и летает над вражескими позициями.
Тут лакей насмешливо хмыкнул, дивясь невероятной дремучести янамарцев.
– А Предвечному мы тут не молимся, зато, говорят, Мать Меллинтан являет чудеса, но я врать не буду, ничего такого видать не довелось. Так вот князь Эск нам речь сказал. Хорошо так сказал. Только я почти ничего не запомнил. Однако же понравилось всем нашим. Мы потом с ребятами из взвода обсудили и решили, что с таким князем обязательно войну выиграем. Так всем синичанам и скажи, дескать, правда на нашей стороне. И эти мои слова совсем не потому, что так писать положено по Уставу, чтобы не смущать гражданские умы. Мы ж не слепые, мы ж видим. Вот такие, значит, мои дела. За младшим смотри хорошо – самый поганый возраст у пацана. С любовью. Жди меня крепко. Твой Арагир.
– И все? – встрепенулась заслушавшаяся и заплаканная от избытка чувств фермерша.
– Все. И так целый лист.
Чтец в доказательство показал всем убористо исписанную страницу.
– Вот ведь, голова дырявая. А чего ж не написал, когда эта война кончится?
– Твой муж, женщина, простой солдат. Откуда ему знать?
– А его светлость граф Рамман знает? Он ведь с самим князем на дружеской ноге. Ничего не говорил?
Посланец графа только вздохнул тяжко в ответ:
– Долгая будет война, госпожа Бино, очень долгая.
– Пред… Меллинтан! Как Великий Раздор? – с ужасом охнула фермерша, всплеснув руками.
– Хуже. Ни у нас, ни у эсмондов нет острова за морем, куда можно сбежать.
