предупредить вас, что, если ваше величество попытается предоставить роялистам убежище в Англии, в стране могут возникнуть волнения.
— Я вас не понимаю, лорд Пальмерстон. Вы что же, хотите, чтобы я отвернулась от своей родни?
— Я полагаю, мэм, что, принимая во внимание, в каком состоянии в данный момент находится страна — ваше величество наверняка знает, что в различных ее частях наблюдается некоторое беспокойство, — было бы неблагоразумно открыто поддерживать роялистов.
— Лорд Пальмерстон, мы ведь сами не меньшие роялисты, — властно сказала королева.
Лорд Пальмерстон поклонился, улыбаясь так, как будто ему нужно успокаивать детей.
— Мэм, — сказал он, — мой долг, — а я уверен, что ваше величество всегда будет настаивать на том, чтобы я не уклонялся от его исполнения, — предупредить вас: беспокойство охватило всю Европу. Революция в одной стране может вызвать революции в других. Как и пожар, она может быстро распространиться.
— Вы хотите сказать, что здесь, в Англии…
Лорд Пальмерстон, как обычно, нимало не стесняясь, прервал королеву:
— Я предлагаю, мэм, принять все меры предосторожности. Нельзя допустить, чтобы это случилось здесь. Многие из малых королевств Европы в данный момент шатаются, мэм. Успех революционеров во Франции может вдохновить остальных.
Тут заговорил Альберт.
— Совершенно справедливо, — сказал он, и Виктория по выражению его лица поняла, что он думает об Эрнесте и Александре в Кобурге.
Королева несколько успокоилась.
— Ну что ж, — сказала она. — По крайней мере я могу предоставить своим родственникам средство передвижения.
Дядя Леопольд пребывал в страшном беспокойстве:
«В результате ужасных событий в Париже я заболел. Чем все это кончится? Бедная Луиза в отчаянии, видеть которое невыносимо. Один Бог знает, что вскоре с нами станет; будут предприняты немалые усилия, чтобы революционизировать нашу страну, а поскольку бедные и злые люди есть во всех странах, эти усилия могут увенчаться успехом.
От Франции, разумеется, мы имеем право требовать, чтобы она просила защиты у Англии и других держав. Больше писать не могу. Да благословит вас Господь».
Бедный дядя Леопольд! В какой он, должно быть, тревоге! Он ведь так близко от Франции и в таком близком родстве с французской королевской семьей. А тетя Луиза, что думает она?
И от бедной, убитой горем тети Луизы тоже было несколько строк:
«Моя горячо любимая Виктория, насколько я понимаю из сообщения, поступившего сегодня утром и вроде бы достоверного, мои несчастные родители позавчера вечером отбыли в Англию, но я не знаю, добрались ли они».
В конверт было вложено письмо, которое Луиза просила Викторию, если та сможет, передать ее матери.
Однако, не успев запечатать письма, Луиза услышала, что ее родители в Лондоне.
«От всего сердца благодарю Бога за их безопасность, — сделала она приписку. — После таких мук, которые выпали на мою долю, о лучшем нельзя и мечтать».
Какие жуткие времена! Бедный Альберт был очень подавлен. Мыслями он пребывал с Эрнестом в Кобурге. Он представлял себе, как толпа идет на дворец; ему чудилось, что люди жадными руками растаскивают имущество Розенау.
Лорд Пальмерстон снова зашел к королеве, и она приняла его в обществе Альберта.
— Вашему величеству будет, конечно, приятно услышать, что король и королева Франции благополучно прибыли в Англию, — сообщил он.
Королева ответила, что это лучшая новость, которую она слышит с тех пор, как началась эта мерзкая революция.
— У меня есть сообщение от мистера Фезерстонхофа, нашего консула в Гавре. Когда король и королева прибыли в Гавр, у него уже было все готово для их посадки на корабль. Несмотря на некоторые трудности, мистер Фезерстонхоф добыл королю и королеве паспорта на имя мистера и миссис Смит, а королю к тому же пришлось изменить внешность: сбрить бакенбарды, надеть на голову каскетку, а также простое пальто и очки.
— Бедный король! — вскричала Виктория. — А королева… как она, должно быть, настрадалась!
— Мистера Фезерстонхофа следует наградить, — продолжал лорд Пальмерстон. — Благодаря своей сообразительности, с громадным риском для себя лично, он провел короля и королеву на борт. Через час после отплытия парохода на причале появились жандармы, собиравшиеся их арестовать.
— Значит, они в безопасности! — вздохнула королева. — Где мы их разместим?
— Я полагаю, — сказал Альберт, — не будет возражений против того, чтобы они отправились в Клермонт? Это почти что частная резиденция.
Лорд Пальмерстон согласно склонил голову.
— Я думаю, — признал он, — французская королевская семья может рассчитывать на прибежище в Клермонте.
Тревожное наступило время. По всей стране прокатились бунты, хотя своим характером они и отличались от тех, что происходили во Франции и в других европейских странах. Народ, успокоенный лордом Джоном Расселом, не отваживался на такие крайности, как за границей. Революции никогда не приносили выгод стране, а уж меньше всего людям, которые их затевали. Беспорядки в Англии были в основном вызваны выступлениями чартистов, которые требовали новых привилегий для трудящихся. Их не удовлетворял билль о реформе парламентского представительства, они требовали большего.
— Чартистов я никогда не терпела, — сказала королева. — А бунты здесь после всего, что произошло во Франции, очень опасны.
— Положение под контролем, — заверил ее лорд Джон.
Альберт в этом сомневался. Он пребывал в постоянной тревоге. Его мысли, разумеется, были далеко, в Германии.
Пришло еще одно горестное сообщение. Альберт вошел с ним к королеве, по щекам у него текли слезы.
— Альберт, что случилось? — вскричала королева.
Альберт лишь покачал головой, и Виктория взяла у него из рук письмо.
— Из Кобурга, — сказала она в некотором смятении. — О Боже, бабушка…
— Она была мне матерью, — всхлипнул Альберт.
— Пришла беда — отворяй ворота.
— Ангел небесный на земле! — продолжал Альберт. — Как она нас всех жалела!
Виктория заплакала, представив себе утопающую в цветах усыпальницу на Острове Могил, который она совсем недавно посетила.
Тревожное время продолжалось. Сумрачным мартовским днем во дворец пришла весть, что на Трафальгарской площади собрались чартисты и собираются идти маршем на Букингемский дворец.
Располневшая, ожидающая рождения нового ребенка, королева очень беспокоилась за детей.
— Займите их чем-нибудь в детской, — распорядилась она. — Они не должны ничего знать.
Подойдя к окну, она увидела, как по Мэллу движется толпа, подходя все ближе и ближе к дворцу. Именно так все произошло в Париже.
Она закрыла глаза и подумала: неужели это конец? Неужели ради этого меня растили, к этому готовили? Неужели и Альберта, моего дорогого Альберта, еще скорбящего по бабушке, ждет та же участь?
