предопределенности, опору современных буржуазных социологов.
Профессора наняты капиталистами не только затем, чтобы оправдать капитализм. Они имеют и другое задание — оправдать империалистические войны. Пожалуйста, они готовы и на это.
Применяется все та же теория всемогущества географической среды. Если география «определяет» историю — значит она «определяет» и политику. И достаточно трактовать географию желаемым образом, чтобы она «определяла» ту политику, которая задана, — политику войны. Так геополитики выводят неизбежность войн из географического положения стран, которое они, напустив туман учености, толкуют произвольно, — как нужно их хозяевам.
Британским колонизаторам требовалось подвести «научную» теорию под свои захватнические замыслы. И географ Маккиндер, провозвестник современных геополитиков, представил формулу, хоть и бессмысленную, но угрожающую: «Тот, кто господствует в Восточной Европе, управляет ядром Евразии; кто управляет ядром, правит мировым островом (Евразией); а кто правит мировым островом, тот господствует над миром». Подразумевалось: Англия должна контролировать Европу и Азию.
Позже и немецким фашистам понадобилось «научно» обосновать свою агрессию. И геополитик Хаусхофер, вопреки науке и здравому смыслу уподобив государство растущему животному организму, взялся доказывать, что немцам «не хватает жизненного пространства». Значит — покоряй соседей, забирай их земли.
Так же ведут себя сейчас и заокеанские геополитики. Империалисты США жаждут мирового господства — и Уэллер с глобусом в руках им подпевает: «Где же лежат в наши дни американские границы? Их нет. Они повсюду». Американским генералам потребовалось оправдать создание военных баз вокруг Советского Союза — и Спикмен к услугам: он выворачивает наизнанку все тот же вздор Маккиндера — «кто господствует над поясом приморских стран, управляет всей Евразией; кто управляет Евразией, решает судьбы мира». Задумав войну против нашей страны, американские дельцы захотели подготовить к ней общественное мнение — и Реннер усмотрел возможность войны «в географическом положении некоего евразийского государства», а Смит объявил центр Евразии «колыбелью потрясений»…
Поджигатели войны намечают угодные им границы мечом на географической карте.
Но их карта будет бита. Будет бита силой народов, оберегающих мир.
КАРТА ГОВОРИТ
На карте СССР новыми знаками, новыми красками, новыми наименованиями отразились глубокие общественные изменения, происшедшие в стране.
Но, конечно, карта улавливает далеко не все перемены. Даже самый подробный атлас не сможет рассказать обо всех хозяйственных различиях между царской Россией и Советским Союзом.
Города, скажем, показаны на карте скупыми кружками — «пунсонами» Мы можем только догадываться, что скрыто за каждым из кружков: сколько там заводов, институтов, театров. И пунсоны остаются пунсонами, может быть чуть укрупняясь, между тем как означенные ими города неузнаваемо меняются. Многие из них выросли вдвое, втрое и больше. За годы довоенных пятилеток число жителей в Алма-Ате увеличилось в пять раз, в городе Сталино — в шесть, в Мурманске — в тринадцать…
Городов, где населения более пятидесяти тысяч, в России перед революцией было лишь семьдесят, а в СССР к началу Великой Отечественной войны — уже около двухсот. Совсем другое дело, хотя кружки почти такие же. А ведь экономическое и культурное значение городов выросло еще сильнее, чем число их жителей.
Или возьмем транспорт. На карте СССР мы найдем много новых железных дорог, каких не было в царской России. Можно подсчитать их длину: к 1954 году они увеличили рельсовую сеть более чем вдвое. И это все, что нам скажет карта. А между тем железнодорожный грузооборот возрос гораздо сильнее — в двенадцать с лишним раз.
Но хоть и не все нам расскажет географическая карта, а многое. Нужно лишь внимательно всмотреться в нее, нужно суметь прочитать ее знаки. И если расшифровать картографический язык, если правильно понять суть отраженных на карте явлений — карта будет не менее красноречива, чем книга.
Взглянем на эту вот картосхему со стрелками. На нее нанесены старые промышленные центры — опора нашего могущества, арсенал индустриализации страны. И показано, в каких направлениях мы, продолжая развивать старые центры и опираясь на них, ведем промышленность по лицу нашей Родины.
Об основных сдвигах в размещении советской индустрии, преобразовавших за годы пятилеток экономическую географию страны, говорит нам эта карта.
Она напоминает карту военных действий, где отмечены главные и второстепенные удары. Но это не карта войны. Здесь тоже наступление, руководимое из единого центра, тоже движение человеческих масс, тоже фронт, но фронт иной — фронт мирного труда.
В остриях этих стрел — накаленная воля, властный разум, напряжение моральных и физических сил. Вглядитесь в эти стрелы, поймите, что они выражают направление ваших собственных усилий, — и вы услышите, как от тяжести сосредоточенного удара рушится старое.
Под рукой рабочего зубья экскаваторов впиваются в землю, стрелы подъемных кранов легко вздымают тяжелые балки, здания заводских цехов рядами выстраиваются там, где лес застилал горизонт, где степь шелестела нетронутой травой. Могучее движение на Волгу, на Урал и дальше, к берегам сибирских рек; решительный бросок на далекий юг, где слово «пустыня» уже начинает терять свой прежний смысл; смелый удар на северо-восток, где сама вечная мерзлота, кажется, оттаивает от человеческого жара.
Посмотрим же на эту карту — и представим себе, что скрывается за каждым ее штрихом: километры изменившегося пейзажа, неумолчный шум труда, новые отряды рабочего класса, новая техника, новые профессии, миллионы тонн чугуна и угля, миллионы метров ткани, подъем благосостояния — новый шаг страны вперед. И дадим себе отчет: где, в каком капиталистическом государстве возможно такое кипение жизни?
Карта говорит: там, куда направлены острия стрел, на землях, завоеванных мирным трудом, один за другим возникают новые индустриальные районы, новые бастионы нашего процветания и мощи, все новые и новые ступени в будущее. А вместе с тем крепнут, преображаются и старые промышленные центры, вооружаются новой техникой, наливаются новой, невиданной ранее силой.
Растет индустрия и увлекает за собой все отрасли хозяйства.
Возле заводов и рудников поднимаются новые города. Их строят у нас десятками в разных концах страны. А всякий новый город — это очаг социалистической индустрии и культуры, оплот союза рабочего класса и крестьянства.
Развивается земледелие в центральных, густонаселенных областях, а вместе с тем оно появляется и там, где его раньше никогда не бывало. Сады расселяются по всей стране, пшеница колосится на рубеже тундры, яблоки зреют на далекой Лене.
По-новому размещаются сельскохозяйственные культуры, меняя старые представления о пейзаже, — сахарная свекла в оазисе среди лёссовой пустыни, виноград в Подмосковье, рис на Украине.
Новые полосы леса расчленяют засушливую степь; глубокая вспашка на больших пространствах изменяет почвенный покров; искусственные потоки орошают новую землю, бросают зелень на иссохший серозем.
Худа идут по новым каналам, поднимаясь иной раз выше макушек леса, что за дамбами растет на берегу. Высокие плотины преграждают и углубляют реки, накапливают новые «моря», устремляют воду в
