Кортасар Хулио
Цари
Хулио Кортасар
Цари
Перевод Маргариты Былинкиной
Сцена. На фоне лабиринта утром. Солнце уже высоко и паляще, и упирается лучами в каменную стену, - круглую, как мелом побеленную.
МИНОС*: Корабль сюда придет, когда все тени в пламени полуденном растают будто на улитке исполинской, что в своей раковине сжалась, чтобы из тайны мрака созерцать бесстрастный мир вокруг себя. О. раковина без названия, о мраморная скорбь, какая гибельная тишь царит в тебе, откуда нет пути наружу.
Там обитает твой жилец законный, видение кошмарное моих ночей, там ненасытный Минотавр. Он строит кони, размышляет как распахнуть в грядущее ворота, размежить каменные веки коварства злого, направленного против трона моего. Все сны мои распороты его рогами. И в веслах вижу я его рога, а в трубном гласе слышу бычий рев. О. Минотавр, ты сын царицы славной, но страшно согрешившей! Нет, не по силам никому измерить глубину боязни и отчаяния царя!
Минотавр, ты тишина в засаде, помета моей власти над морской пучиною, гирляндами лазурных островов. Свидетельство живое моей силы, ударов проклятых секиры обоюдоострой. Да, заточен ты, осужден навеки! Но сны мои влекутся в лабиринт, там - я один и без оружия, порой - со скипетром, но он вдруг крошится в моих руках. А ты идешь ко мне, огромный и беззлобный, огромный и свободный. О, сновидения мои, над ними более я не властен!
Но сновидения - тоже царская забота. Ночь каждую встречаю я, вооруженный ненавистью лютой, когда за смерть твою готов отдать всю славу, добытую на дальних берегах. Власть над самим собой, - вот высшая царя забота, но непосильный труд!
В это время медленно приближается Ариадна, не спуская неподвижных глаз со стен лабиринта.
АРИАДНА: Корабль не украшен и паруса белы. Моряк сказал: 'Есть паруса и черные у нас, но они в трюме спрятаны, - от злого колдовства, - и дегтем смазаны от крыс. Паллада не хотела, чтобы в обратный путь мы шли под ними'. Так мне моряк сказал.
МИНОС: Твои слова летят поверх меня. Мы тут с тобой вдвоем, но говоришь ты не со мной.
АРИАДНА: Говорить - это значит говорить самой себе.
МИНОС: Тогда иди одна куда идешь.
АРИАДНА: Нет, ты подобен бронзовой пластине: себя я лучше слышу, обращая свои слова к тебе. Когда пришла я, ты себя сам слушал в высоком зеркале небес.
МИНОС: Оно плотнее воздуха. Взгляни наверх, возвысь свой голос, - он к тебе вернется, стегнув сухою ветвью по лицу.
АРИАДНА: Тебя пугает эхо?
МИНОС: Там, сзади кто-то есть. Как в каждом зеркале там тот, кто ждет и знает.
АРИАДНА: Но почему его бояться надо? Ведь минотавр мой брат.
МИНОС: Нет у чудовища ни братьев, ни сестер.
АРИАДНА: Мы оба зародились в чреве Пасифаи. И нас обоих с криками и в лужах крови она произвела на свет.
МИНОС: О матерях не стоит думать. Суть в горячем семени, которое находит их и прорастает. Ты - дочь царя, Ариадна кроткая, голубка золотая. А он - не наш, искусственное порождение. Ты знаешь, чей он брат? Да, Лабиринта. Своего узилища. О, раковина страшная! он брат своей же клетки, каменной темницы. Дедал их воедино сочленил, умелец хитроумный.
АРИАДНА: Но она матерью моей была.
МИНОС: Уже разбилась амфора на тысячу осколков. Я породил тебя, как терпкое вино рождает аромат. Ты - дочь царя, голубка золотая. Пришла ты раньше брата в мир, и Кноссос обезумел, как жеребец встал на дыбы. И вот тогда Дедал пустил в ход бронзовое чудо, свою машину, зло замыслил он. Я принимал послов, присутствовал при казнях. Я управлял и властвовал, а Пасифая грезила о ласках похотливых и об измене мужу.
АРИАДНА: Не говори так. Что-то знать - совсем другое, чем про то же самое слышать. Знать без слов - это значит слышать сердцем, которое как щит от представлений ложных оберегает.
МИНОС: Меня никто не заставлял выслушивать слова чужие. Я сам хотел. И теми же словами тебе я обо всем скажу, чтобы ты вырвала ее из сердца и стала только дочерью царя. Когда уже почти не мог он говорить, на третий день четвертования Акст пролил правду вместе с кровью. Бык с севера пришел, багровый и громадный, гулял он по лугам, как те египетские корабли, что по морю везут к нам ткани, благовония и послов. Она вдруг стала светлою коровою, дельфином золотым запрыгала на море трав, и замычала жалобно и нежно, и тихо и призывно.
АРИАДНА: Не говори так. Акст погиб в страшнейших муках, и его страданья говорили за него, но ты ведь царь.
МИНОС: Бык бросился, как пламень, пожирающий посевы, на нее. Но огненная золотая вспышка погасла тут же. И на расстоянии Акст услыхал стенание Пасифаи. Растерзанная, полная блаженства, она, как в забытье, кричала имена, какие-то названия, перечисляла ранги и чины. Потом раздался вскрик услады, а за ним - то сладострастное царицы бормотанье, что для меня до сей поры - как шелест листьев лавра или шафрана запах. И это - всё, Акст умер, не закончив слова. Я помню это слово: 'улыбалась...'.
АРИАДНА: Он вспоминал о ней.
МИНОС: Не знаю.
АРИАДНА: Бык с севера пришел, багровый и громадный. Я это говорю, и будто бы выплевываю косточки голубки жареной иль рыбью чешую. Я не желаю эти повторять слова, но ты мне набиваешь рот живым их мясом, я ощущаю, как пурпурная горячая слюна и сон лимонный жгут мне нёбо. О, царь, отец мой, Минотавр жив, он здесь, но ты его наказываешь страшно!
МИНОС: Я тоже жив и тоже здесь, и он меня наказывает страшно в такой вот день, что год за годом ко мне приходит вместе с кораблем рыданий, и в этот день мне надо быть царем.
АРИАДНА: Они наверное уже в пути.
МИНОС: А он, голодный, в ярости там мечется по галереям лабиринта, который солнцу не дает упасть на его блеклую без света морду. Ты слышишь? Какой шум! Как будто точит он о мрамор свой двойной кинжал!
АРИАДНА: Он был всегда так тих и молчалив.
МИНОС: Спроси об этом тени умерших афинских граждан. И тени девушек светловолосых расспроси.
АРИАДНА: Но как же ему жить без пищи? Гнев зарождается в любом голодном человеке. Он во дворце бродил покорный и безмолвный, и спал на ворохе сухой листвы. Мне не велели с ним вести беседы, но бывало мы издали глядели друг на друга, и он тогда так тихо голову свою багровую опустит и лишь его рога белейшие повернуты ко мне, как два косящих глаза мраморных божков.
МИНОС: Он не кичился силою и вел свой тайный счет подавленным порывам гнева. Но надо было в камни его одеть, чтоб не сломал он скипетр в моих руках.
АРИАДНА: Я видела, как шел он в заточенье.
МИНОС: Женщина не может видеть. Она лишь видит сны.
АРИАДНА: Нет, царь, сны видеть наяву - удел героев и богов. Ведь сам ты видишь днем не день, а ночь и страхи, и Минотавра, которого ты сам соткал ил нитей бессонницы. Кто превратил его в чудовище? Они, сновидения твои. Кто дал ему тех первых девушек и юношей, что были вывезены силой из Афин? Он - твое тайное невольное творение, как тень, отброшенная древом, естьслед ночных древесных страхов.
МИНОС: Афиняне из лабиринта не вернулись.
АРИАДНА: Никто не знает, что там - мир многообразия иль многообразие смерти. В тебе самом есть лабиринт, наполненный жестокими терзаниями. Народ же видит в нем собрание божеств земных, безбрежный путь в геенну. Мой лабиринт безоблачен и пуст, и там не греет солнце, в глухих витках садов немые птицы кружат над моим чудо-братом, спящим возле какой-нибудь колонны.
МИНОС: Ну и ступай к нему. Ты упрекать горазда. Ты мне близка и далека. Я должен был бы вместе вас в темницу заточить, ему тебя оставить на съедение. Я еще в силах это сделать, Ариадна.
АРИАДНА: Нет, ты же знаешь, что не в силах. Мы - по эту сторону камней. Воздвигнута стена в груди, что отделяет сердце черное от утреннего солнца; изгородь искусная, что пролегает между нашими мирами. Мне не дает ступить ни шагу странный, коварный ужас. Могу я думать о садах, об узнике двурогом, но
