книгах, что я сожительствовала с Грозой Каттегата».
Она лежит с переломанным бедром, понимая, что оно уже никогда не срастется как следует, и видит, что никакого пожара в подвале нет. И все же тебе не следовало поджигать… Кто-то обещал принести тебе воды? Почему он не возвращается?
В памяти возникает песня, которую
На этом месте она замолкает — в подвал спускается король, он инспектирует все, заключенных тоже.
Того, который обещал принести ей воды, уже отослали обратно на судно, но она этого не знает.
Король высокий, суровый, сумрачный. Они глядят друг на друга. Она видела его раньше.
В подвале пахнет блевотой. Королевская ноздря чуть заметно дрожит. Он поворачивает кругом и уходит.
Вечером шестого июля 1716 года шведский король Карл вновь садится на коня и возвращается в усадьбу Торпум.
На рассвете следующего дня начнется выгрузка пушек и прочего снаряжения, и король распорядился, чтобы немедля приступили к переброске артиллерии по суще к Свинесюнду, для чего войску использовать все наличие тощих лошаденок и голодных солдат. Несмотря на сухое лето, дороги сильно изрезаны колесами, так что людей и тягло ждет нелегкая работа. А затем король снова пойдет на штурм крепости Фредрикстен.
Офицеры на судах, стоящих в Дюнекилене, сделали последнюю попытку удержать короля еще на день. Правда, шепотом передают, что на самом деле речь идет о хорошо замаскированном маневре, призванном заставить короля убраться восвояси, буде у него есть намерение задержаться. В усадьбе Дюне у самого залива, где в подвалах томится несколько пленных, накрыт праздничный стол, выставлено все, чем флотилия располагает из напитков и дорогих блюд. Офицеры по опыту знают, что вид ломящегося от яств стола почти всегда отталкивает короля. Женская прислуга, которую согнали в усадьбу, перед тем как найти ей другое применение, выстроена вокруг стола. По личному приказу адмирала Стрёмшерны на всех служанках большие белые передники, так как известно, что короля мутит при виде женщин, одетых в белое. В ту минуту, когда он войдет — разве не следует королю знать, как кормятся его офицеры? — женщины затянут песню, выполняя веление адмирала.
Красивой выбранную песню, пожалуй, не назовешь.
Прислуга — крестьянские жены и дочери — скована страхом. Псалом петь им запретили, дескать, псалмы смягчают короля, а его надобно возбудить. Пришлось остановиться на этой песне, свадебной; правда, она норвежская, но авось король не заметит. Еще не так давно эта часть Швеции принадлежала Норвегии, а крестьяне не больно-то считаются с навязанными им границами.
Король ставит ногу на приступку.
Адъютант распахивает двери.
Тотчас начинает звучать песня.
Король входит. С отсутствующим видом слушает пение, не дождавшись конца, идет вокруг стола, инспектируя блюда, замечает, что о нужде в Швеции пока говорить не приходится, коль скоро в военное время можно накрыть такой стол. Сообщает, что намерен возвратиться в Торпум, здесь трапезовать не будет.
Выходит, не взглянув на женщин.
Перед этим случилось вот что. Один старик, взятый в плен в Фредриксхалде, набросился на солдата, пытаясь вырвать у него фузею. Солдата звали Гюстав. Старика застрелили.
И еще один случай. Норвежка, невесть почему очутившаяся здесь, протиснулась к одному высшему офицеру и закричала, указывая на шведского гонца:
— Я много раз видела, как он выходил из Фредрикстена!..
Об этом было доложено королю. Он бесстрастно выслушал доклад и бросил:
— Расстрелять.
Офицеры вполне его понимали. Пусть даже нет никаких доказательств, что женщина говорила правду, — нового курьера найти несложно, а использовать старого, если он и впрямь изменник, чревато бедствием для войска.
А потому его расстреляли.
Одного норвежского священника, который бродил по берегу залива Дюнекилен, проклиная Грозу Каттегата, тоже было заподозрили в том, что он норвежский лазутчик. Он спасся тем, что подтвердил слова женщины из Фредриксхалда. Король уже вынес свой приговор, и гонец все равно был обречен. Священник потом украл лодку и скрылся на ней.
Приговоренный к расстрелу гонец не был героем, он попросил позволения повернуться спиной, и его просьбу уважили.
Король садится на коня и покидает Дюнекилен.
Напоследок он бросает взгляд на флотилию, стоящую на якоре в заливе. Сюда никакой враг не прорвется…
Ветер дует с открытого моря, с открытого моря…
Дюнекилен
В ночь на восьмое июля 1716 года после третьей склянки Гроза Каттегата на фрегате «Белый Орел»
