не хочу допустить, чтобы какие-то там приготовления портили мне удовольствие. Как же это здорово получилось, что мы путешествуем вместе!
— Мне это, во всяком случае, приятно.
— Мы с вами впадаем в сентиментальность. Вероятно, вино действует. Хорошее, правда? Мы должны купить бутылочку, чтобы показать, что оценили любезность хозяев, предложивших нам отведать его бесплатно.
— Надеюсь, они не зря предлагают своим клиентам дармовую дегустацию.
— Наверняка! Иначе зачем бы им сохранять древний обычай? А пока что, надо признаться, сидеть в этой темноватой комнате на неуклюжих стульях и попивать отменную мадеру очень приятно.
В погребок вошли несколько пассажиров с нашего корабля. Мы обменялись приветствиями. Вид у всех был очень довольный.
Немного погодя мимо нашего столика прошёл какой-то молодой человек.
— Эй! Привет! — окликнул его Лукас. Молодой человек остановился. — Ах, простите, — сказал Лукас, — мне показалось, что я вас знаю.
Человек смотрел на Лукаса с каменным выражением лица, и тогда я его узнала. Раньше он показался мне незнакомым, потому что на нём не было робы, в которой я прежде его видела. Это был тот самый юноша, что по утрам драил палубы.
— Нет, не думаю, чтобы мы были знакомы.
— Извините. Мне на минуту показалось, что я с вами где-то встречался.
Я улыбнулась и сказала:
— Вы наверняка видели друг друга на корабле.
Матрос как-то напряжённо вытянулся и уставился на Лукаса, как мне показалось, несколько тревожным взглядом.
— Да, наверное, так и есть, — кивнул Лукас.
Молодой человек отошёл от нас и уселся за столиком в самом тёмном углу.
Я шепнула Лукасу:
— Это один из палубных матросов.
— Похоже, вы с ним знакомы.
— Я несколько раз по утрам встречала его. Я выхожу полюбоваться на восход солнца, а он в это время драит палубы.
— Вот уж не похож на мойщика палуб! — Это потому, что он не в рабочей робе.
— Ну что ж, благодарю, вы меня просветили. Бедняга был, кажется, сильно смущён. Надеюсь, вино доставляет ему не меньшее удовольствие, чем мне. Пойдёмте, купим бутылку и захватим её с собой на корабль. Пожалуй, лучше даже взять две. Сегодня вечером разопьём за обедом.
Купив вина, мы вышли на солнце. Мы медленно двинулись к лодке, которая должна была доставить нас на корабль. На пристани мы остановились, и Лукас купил мне сумку, расшитую алыми и синими цветами.
— На память о счастливом дне. Я хочу сказать этим подарком: спасибо, что вы позволили мне разделить с вами чудесные сегодняшние часы, — произнёс Лукас.
«Как он мил, как обаятелен, — подумала я. — Мне-то он действительно подарил чудесные часы».
— Я всегда буду вспоминать сегодняшний день, глядя на эту сумку, — сказала я. — Цветы, арбы, запряжённые волами, и вино…
— И даже мойщика палуб.
— Каждую минуту этого дня я буду вспоминать, — заверила я Лукаса.
* * *
В плавании дружба крепнет быстро.
Покинув Мадеру, мы очутились в спокойном море. Погода стояла чудесная. После дня, проведённого на берегу, мы с Лукасом как будто ещё больше сблизились. Ни о чём заранее не сговариваясь, мы регулярно встречались на палубе. Он обычно усаживался возле меня, и, глядя на убегающие за корму волны, мы болтали о том о сём.
Он много рассказывал мне о себе, о том, как он поломал семейную традицию, согласно которой один из сыновей обязан был служить в армии. Военная карьера была ему не по душе. По-настоящему он даже не знал, чем ему хочется заниматься. Ему не сиделось на месте, и он много путешествовал по белу свету, обычно в общества Дика Дювейна, своего бывшего денщика и друга. Дик оставил армию одновременно с ним, и с тех пор они всегда были вместе. В настоящий момент Дик находится в Корнуоле, помогает в делах, которых так много в поместье. Вероятно, и ему, Лукасу, со временем придётся этим заняться.
— Пока что я ничего ещё толком не решил, — сказал Лукас. — Работы в поместье — только поспевай. Хватит моему брату и мне. Думаю, если бы наследником стал я, всё обстояло бы иначе. Сейчас всем заправляет мой брат Карлтон. Он идеальный помещик, из меня никогда бы такого не вышло. Он прекрасный малый, но я не люблю играть вторую скрипку. Это претит моей заносчивой натуре. Поэтому после ухода из армии я болтаюсь без дела. Много ездил по свету. Меня всегда привлекал к себе Египет, и когда я нашёл в саду камень, казалось, то был перст судьбы. Впрочем, так оно и вышло, ибо вот я здесь, путешествую в таком избранном обществе, как ваши родители и, конечно, их очаровательная дочка. А всё потому, что я нашёл в саду камень! Но что же я всё о себе да о себе?! А что вы можете мне рассказать? Каковы ваши планы?
— Нет у меня никаких планов. Видите ли, я прекратила занятия в школе раньше времени, чтобы поехать с родителями. А что принесёт будущее — кто его знает?
— Конечно, в точности никто не знает, но иной раз выпадает возможность как-то определить будущее.
— А своё вы определили?
— Я сейчас этим занят.
— Поместье вашего брата находится в Корнуоле?
— Да. Так случилось, что оно расположено неподалёку от того места, о котором в последнее время столько писали газеты.
— Что вы имеете в виду?
— Вы читали о молодом человеке, которого чуть было не арестовали, но он скрылся?
— Ах да, припоминаю. Его звали Саймон, фамилию не помню. Кажется, Пэрриваль?
— Совершенно верно. Он получил эту фамилию от человека, который его усыновил — сэра Эдварда Пэрриваля. Их дом находится милях в шести-восьми от нашего и называется Пэрриваль Корт. Великолепный старый барский дом. Я побывал там однажды, очень давно. Это было связано с какими-то делами, которые затевал мой отец и которые как-то касались всей нашей округи. Сэр Эдвард проявил к ним интерес. Я ездил к нему вместе с отцом. Когда я прочёл в газетах о преступлении, мне живо вспомнилась та поездка. Там жили два брата, и был ещё приёмный сын. Мы были потрясены, когда прочли о случившемся. Трудно связать подобное событие с людьми, которых знаешь, хотя бы и поверхностно.
— Как интересно! У нас дома об этом было много разговоров. Конечно, я имею в виду прислугу, а не моих родителей.
Пока мы разговаривали, мимо нас прошёл мойщик палуб, кативший перед собой тележку с бутылками пива.
— Доброе утро! — окликнула я его.
Он кивнул мне и продолжал катить свою тележку.
— Ваш приятель? — спросил Лукас.
— Это тот самый матрос, который драит палубы. Помните, он был в винном погребке.
— О да. Припоминаю. Какой-то у него хмурый вид, вы не находите?
— Пожалуй, он слишком сдержан. Может, им не положено разговаривать с пассажирами?
— Что-то он не похож на других.
— Да, я тоже нахожу. Он редко говорит что-нибудь, кроме «Доброе утро», да ещё иногда произнесёт несколько слов о погоде.
