прочитанным.
Прочел еще «Вавилонское пленение Церкви» и пришел к такому выводу: нет истины, кроме той, что идет из Германии.
– Уилл!
– Понимаю, ты встревожена. И теперь возненавидишь меня. Твой отец твердо выразил свои взгляды… и они наверняка не расходятся с твоими. Я должен тебе все сказать. Я не верю, что Мартин Лютер – дурной человек. На мой взгляд, он честный и богобоязненный. По-моему, он ищет для всего мира лучший образ жизни и единственный вышел на истинный путь.
Маргарет уставилась на Уилла: глаза его сверкали, щеки раскраснелись, он совсем не походил на тихого студента-юриста, знакомого ей вот уже три года. Выглядел он решительно и благородно.
«Он знает, – подумала девушка, – что за такое признание его прогонят из этого дома, и все же признается. Знает, что отец отвернется от него, и все же признается. Знает, что отец является одной из ярчайших звезд при дворе, знает, что еретиков в этой стране карают. Однако приходит ко мне и говорит, что станет лютеранином».
«Уилл, – думала она, – глупец ты… глупец!»
Маргарет была тронута его смелостью, хотя из верности отцу считала, что он заблуждается.
Она стала повторять отцовские доводы, чтобы собственные мысли не увели ее невесть куда.
– Этот человек хочет расколоть Церковь.
– А как же Эразм? И твой отец в те дни, когда они писали «Похвальное слово Глупости» и «Утопию»?
– Они, – ответила Маргарет, – обличали некоторые пороки Церкви. Хотели их исправить. Лютер же отрицает Папу и всю Церковь. На ее месте он хочет основать другую.
– Но, Мег, если эта Церковь истинная… разве плохо основать ее на месте ложной?
– Значит, ты хочешь отвергнуть веру отцов?
– Я хочу более простого способа поклоняться Богу. Хочу внимательнее изучить Священное писание. Я не желаю говорить: «Так считали мои отцы, следовательно, так должен считать и я». Мег, я много думал о Мартине Лютере. Ты не станешь отрицать, что он великий человек? Подумай – сын бедных родителей, в раннем возрасте оставшийся сиротой, он побирался и учился… постоянно учился. Мег, он напоминает мне твоего отца, потому что тоже изучал право и тоже жил в монастыре. Живя там, обнаружил много дурного и решил бороться с этим изо всех сил. Подумай, Маргарет. Индульгенции, против которых он восстает, – разве они хороши? Я спрашиваю тебя: могут ли люди покупать за деньги прощение на Небесах? Представь его в тот октябрьский день в Виттенберге смело идущим к церковной двери и прибивающим свои тезисы. Он сознавал грозящую ему опасность. Сознавал, что против него весь католический мир. Но не боялся, Мег, так как знал, что дело его правое. Он великий человек, гениальный, он хороший человек, и я буду следовать его учению.
Маргарет глубоко тронули слова Уилла. В них было много правды. Грубости, которыми перед всей Европой обменивались этот немецкий монах и ее отец от имени короля, глубоко огорчали ее. Как ужасно, когда двое добрых людей, не сойдясь в каких-то частностях, вынуждены забывать о любезности, воспитанности и оскорблять друг друга!
Она сурово произнесла:
– Не знаю, как поступит отец, узнав об этом. – Я тоже не знаю, Мег.
– Он не захочет жить под одним кровом с еретиком.
– Ты права. Маргарет, я люблю тебя. Потому и не мог больше молчать. Я не могу притворяться перед тобой. И управлять своими мыслями тоже. Надеюсь, ты поймешь меня. Не молчи, Маргарет. Скажи, что постараешься понять, как упорно я противился этим мыслям.
– Уилл… не надо им противиться. Во всех мыслях нужно разобраться.
– Маргарет… ты… я знаю, теперь все расскажешь отцу. И мне придется уйти отсюда. Вынести этого я не смогу…
Он повернулся к ней, но она бросилась бегом из комнаты, от него.
Как хорошо, что в спальне никого не бывает днем. Маргарет легла на кровать, которую делила с Сесили. Задернула шторы… отгородилась от дома… от всего, кроме своих мыслей.
Уилл… еретик! А ее отец ненавидит еретиков! Они пробудили у него свирепость, злобу, которых она в нем не подозревала.
Отец и Уилл стали противниками. Это ужасно – ничего более ужасного произойти не могло.
Ей вспомнились перемены в отце, его лютая ненависть к еретикам, его абсолютная вера в Римскую Церковь.
Он не прав в такой убежденности, подумала она. А Уилл не прав в своей убежденности, что прав Лютер. Почему между людьми должна существовать такая вражда? Почему они не могут любить Бога просто, без спорных догм?
Иисус призывал людей любить друг друга. Но как следовать этой заповеди, когда они так ожесточенно спорят и вместо любви разжигают ненависть?
Любовь должна стать главенствующей страстью в мире. Если ее отец хочет следовать учению Христа, то не должен ненавидеть Мартина Лютера из-за расхождения во взглядах; Лютер тоже не должен ненавидеть отца и короля.
Почему они не могут сказать друг другу: «Ты веруешь так, я иначе. Но давай спокойно идти каждый своим путем. Давай размышлять о занимающих нас предметах, возможно, таким образом мы дойдем до истины, а потом откроем ее миру; только осветим эту истину любовью, а не ненавистью, чтобы ее увидели все».
