– Много дней? Точно?
Понимая, что проговорился, Майкл крайне смутился, что, несомненно, служило доказательством его вины. Он больше не общался с Амандой – во всяком случае, в постели, – но Эмили не могла знать, как трудно было уклоняться от встреч с ней, как тесно были переплетены их жизни. Разрешить их дела было нелегко, тем более что Аманда яростно сопротивлялась разрыву. Она была словно вторая кожа, которую он собрался снять, но был не в состоянии освободиться от ее мертвой хватки.
– Итак, я полагаю, – Эмили почти издевалась над ним, – ты не бросил меня ради другой жертвы?
– Разумеется, нет. Откуда эта нелепая идея? – Впрочем, он не нуждался в ответе. Если она разговаривала с Амандой, та могла мучить ее самыми ужасными историями.
– Здесь слишком темно, – пожаловалась Эмили. – Я не могу ничего прочитать в твоих глазах. – Она изогнулась, выбралась из-под Майкла, зажгла свечу и поднесла к его лицу. – Скажи мне правду, я все равно узнаю, если ты солжешь.
Майкл пришел в отчаяние. Почему он должен защищать себя? Почему она не верит ему?
– Эмили, – медленно начал он, словно объясняя что-то недоумку, – я не общался с Амандой и не обсуждал с ней свои планы, зачем это мне?
– Поклянись.
– Клянусь. – Он почти сорвался на крик.
– Я не верю тебе.
Он откинулся на подушку и тяжело вздохнул:
– Зачем ты тогда допрашиваешь меня?
– Я должна услышать, как ты это скажешь.
– Что скажу?
– Ты хочешь, чтобы я уехала?
– Нет.
– Как я могу быть уверена в тебе?
– Послушай: если Аманда заявляет это, она, должно быть, узнала про нас и надеется смутить и испугать тебя. Чтобы ты сбежала отсюда. Она ревнует тебя.
– Тебя привлекает Памела?
– Какая Памела?
– Памела Мартин.
– Моя… моя воспитанница?
– Да.
Как Эмили могла предположить, что он станет заниматься сексом со своей воспитанницей? Памела была вздорной, сумасбродной девушкой, почти ребенком, и он взорвался:
– Ты с ума сошла?
– Сколько девственниц ты совратил до меня? Или ты потерял им счет?
Она не могла бросить ему более презрительного замечания. В кругах, где он вращался, Майкл нарочито демонстрировал свою распущенность, позволяя своим приятелям иметь самое низкое мнение о нем. Некоторые сплетни были правдивы, но большая их часть была фальшью, особенно слухи о его страсти к невинным девушкам.
Он был уверен, что Эмили понимала его, что привязалась к человеку, который был скрыт от других. Ее презрение и надменность глубоко ранили, а высказанная ею клевета оскорбила его. Она была более слепая, чем ее сестра!
Майкл вырвал у нее свечу, и расплавленный воск обжег его запястье, когда он ставил ее на ночной столик. Не обращая внимания на боль, он перекатил их так, что она оказалась под ним, словно в ловушке. Она боролась и царапалась в попытке выскользнуть и убежать, но Майкл не отпускал ее.
– Как ты смеешь приписывать мне такие грехи? Немедленно извинись!
Он контролировал свой гнев, и она перестала бороться, но ее собственный гнев не умерился.
– Ответь мне, – потребовала Эмили. – Я еще одна девственница в длинной цепочке твоих жертв?
Глядя на нее, Майкл был изумлен, обнаружив ее искреннее беспокойство. После того, что они испытали вместе, как она могла быть такой недоверчивой?
– Господи, – пробормотал он, – ты совсем не знаешь меня.
Это был сокрушительный вывод. Майкл предполагал, что они стали друзьями, что он ей нравился, возможно, она даже полюбила его, но, очевидно, эти ощущения были ошибочными. В своей душераздирающей потребности быть понятым и принятым он ввел себя в заблуждение.
Эмили ничем не отличалась от других встреченных им в жизни людей; которые всегда ожидали от него самого дурного и всегда получали это. У него была извращенная потребность жить согласно их худшим ожиданиям.
– Я обожаю преследовать женский пол, – грубо произнес Майкл, – и ты была лучшей из их множества. Самой лучшей.
Он сел, свесив ноги с постели. Его одежда была раскидана по полу, и он знал, что надо натянуть ее и
