Он нахмурился, услышав слова отца: «Ты хочешь нанести визит даме! Мой дорогой Генрих! Сердечные дела требуют соблюдения внешнего приличия… даже здесь, во Франции». Он скажет нечто подобное и с присущим ему изяществом опорочит имя этой очаровательной дамы. Генрих чувствовал, что не может допустить этого.
— Ты можешь взять с собой спутников. Почему нет?
— Боюсь, отец не позволит.
— Герцог, ты разрешишь мне поговорить с королем? Я скажу, что намерена пригласить к себе гостей, в том числе и тебя.
Она сумела облечь свой план в такую форму, что он показался Генриху вполне осуществимым. Некоторые люди обладают таким даром. Они умеют искусно выражать свои мысли. Он же был весьма неловким.
— Я получу большое удовольствие, — сказал Генрих. — Но, боюсь, вы скоро захотите, чтобы я уехал.
Она засмеялась.
— Прости меня, но, по-моему, тебе следует избавиться от чрезмерной скромности. Всегда помни, что ты — герцог Орлеанский, сын короля. Забудь годы, проведенные в Испании. Они остались в прошлом и не вернутся. Надеюсь, тебе не будет скучно в моем замке. Я постараюсь принять должным образом сына короля. Мой дорогой друг, ты позволишь мне поговорить с королем? Пожалуйста, скажи «да».
— Я буду безутешен, если не смогу приехать, потому что хочу посмотреть ваш замок, лошадей и угодья.
Она протянула ему руку; он взял ее, густо покраснев.
Женщина приблизилась к Генри.
— Не забывай, что ты — сын короля Франции.
Она была права. Он — сын короля. Никогда прежде он не ощущал этого так остро.
Он проводил ее взглядом. Она покинула сад. Уходя, она повернула голову и улыбнулась.
Она прекрасна, как богиня, подумал Генрих, и очень добра.
Летние месяцы стали самыми счастливыми в жизни Генриха. Случилось чудо — дама получила разрешение короля на приезд Генриха. Обедая, болтая и катаясь верхом с вдовой сенешаля Нормандии, он уже был не тем, что прежде.
— Я буду называть тебя Генрихом, — сказала она, — а ты зови меня Дианой — ведь мы друзья навеки, верно?
Он пробормотал, что надеется всегда оставаться достойным ее дружбы. Они много ездили на лошадях, хотя при других обстоятельствах он уделял бы этому занятию еще больше времени. Диана любила охоту не так страстно, как Генрих, она не могла рисковать своим прекрасным телом. Она превосходно справлялась с заданием короля. В ее обществе юноша освобождался от своей неловкости; к сожалению, она возвращалась к нему, когда они были на людях.
Она привязалась к Генриху. Он не был лишен обаяния. Ей льстила его зарождающаяся преданность. Она привыкла к восхищению, но этот мальчик вызывал в чей чувства, которые она не испытывала прежде. Ее переполняло сочувствие к Генриху. С ним обходились очень плохо. Неудивительно, что он так чувствителен к проявлению доброты.
Очень скоро после их первой встречи Генриху стало казаться, что он не может быть счастлив без Дианы. Она казалась ему богиней, самим совершенством. Он не просил у нее ничего, кроме права служить ей. Он хотел участвовать в турнирах под ее цветами, но многие носили цвета Дианы, чтобы добиться ее благосклонности. Генрих не хотел, чтобы его преданность Диане была истолкована людьми превратно. Он не стремился к тем милостям, о которых мечтали другие мужчины. Он был счастлив сидеть возле нее, любоваться ее прекрасным лицом, слушать мудрые фразы, слегавшие с совершенных губ Дианы, наслаждаться добротой женщины.
Она подарила ему лошадь; он выбрал для нее несколько животных, и она купила их. Диана попросила его указать на лучшую лошадь, и когда он, догадываясь о ее намерении, сделал это, она сказала, что дарит ее Генриху. Он запротестовал со слезами на глазах. Он не хотел получать от нее подарки. Он хотел лишь находиться рядом с ней. Но она, засмеявшись, сказала: «Почему не принять подарок от друга?»
— Эта лошадь будет мне дороже всех остальных, — серьезно сказал Генрих.
Все ее поступки были необычными. Она с таким изяществом и тактом обсуждала с Генрихом его костюмы, советовала ему, как следует одеваться, кланяться, приветствовать мужчин и женщин, что это не казалось уроком. Она не могла научить его лишь одному — улыбаться другим людям. Он улыбался только ей одной.
Услышав, что ему предстоит жениться на девушке из Италии, он встревожился. Он тотчас отправился к Диане и поделился с ней новостью.
Она проявила понимание, сочувствие. Взяла его за руку, точно он был ее сыном. Рассказала, как ее, пятнадцатилетнюю девочку, выдали замуж за старика. Поделилась с ним своими тогдашними страхами.
— Но, Генрих, я быстро поняла, что бояться нечего. Мой муж был пожилым человеком; эта юная итальянка — твоя ровесница. Тебе не стоит бояться маленькой девочки.
— Да, Диана, чего мне бояться? Просто мне не хочется жениться.
— Мой юный друг, человек столь высокого происхождения, как ты, должен жениться.
— Тогда я бы хотел сам выбрать себе супругу.
Он поднял голову и посмотрел Диане в глаза.
— Но та, которую я выбрал бы, слишком хороша для меня.
Диана изумилась. Что произошло с мальчиком?
Она непринужденно рассмеялась.
— Послушай, мой дорогой, кто может быть слишком хорош для герцога Орлеанского?
Он собрался что-то пробормотать, но она быстро сменила тему.
Хорошо, подумала Диана, что он женится. Она надеялась, что юная итальянка окажется достаточно хорошенькой и понравится ему.
Генрих обрадовался, узнав, что Диана вошла в свиту, которая будет сопровождать его до Марселя, где ему предстояло встретить юную Медичи и жениться на ней.
НЕВЕСТА ЕКАТЕРИНА
Лучший город Европы — Флоренция — располагался в долине. Купола и шпили соборов блестели в прозрачном воздухе, бросая вызов пологим холмам, склоны которых подходили к их воротам. Вдали искрились серебристо-серые воды реки, бежавшие на запад через долину Арно и Тоскану к Пизе и морю. Земля здесь была плодородной; повсюду виднелись виноградники и оливковые плантации. Город был богатым; банкиры и торговцы шерстью способствовали его процветанию; но он обладал еще более значительным достоянием, которое делил со всем миром. Здесь жили Леонардо да Винчи и Боттичелли, Данте и Донателло. В этот летний день Микеланджело, еще сравнительно молодой человек, работал в своем доме. Дворцы и церкви города хранили несметные сокровища. Лишь свободу ценили здесь выше искусства и знаний. Граждане следили за тем, чтобы правящая семья помнила о флорентийской гордости и флорентийской независимости.
Солнце палило нещадно на Виа Ларджа, раскаляя толстые каменные стены дворца Медичи. Лучший во всей Флоренции образец архитектуры эпохи Возрождения, казалось, был способен выдержать любой штурм, поскольку по существу являлся крепостью; спасавшие от зноя стены отбрасывали контрастную тень; сооружение притягивало к себе взгляды своим мрачным, напоминавшим тюрьму первым этажом и более изящным верхом. Это было одно из самых впечатляющих зданий города.
В одной из верхних комнат дворца юная Екатерина делала уроки. Ее голова раскалывалась, глаза болели от усталости, он она держалась стойко. Она не должна жаловаться на физическую слабость; она обязана всегда помнить о своем достоинстве, о том, что она — женщина из правящего дома. Все это внушали ей кардинал Пассерини, управлявший этим городом по приказу папы и курировавший ее обучение, и тетя Кларисса, следившая за ее манерами вместе со Святым Отцом, которого девочка видела реже. Она — важная персона, с ней связаны их надежды.
«Не забывай, Екатерина Мария Ромола де Медичи, — говорила Кларисса Строцци, всегда пользовавшаяся ее полным именем, что, по мнению тети, подчеркивало достоинство человека, — ты — дочь
