– Такого забудешь, как же.
– Ты слишком грубо обошлась с ним, дорогая.
– Он тоже бывал суров с нами – со всеми, включая себя самого.
– Он честный человек, Беатрис.
– В этом у меня нет никаких сомнений. Но я не могу простить ему того, что он старался отучить нас смеяться. Он говорил, что смех – это грех.
– Ничего подобного! Просто он понимал, как важно оградить меня от фривольных манер, порочивших достоинство королевского двора и всей нашей страны. Помнится, однажды после исповеди он мне сказал, что я одна смогу превратить наше королевство в оплот истинной веры.
– Надеюсь, в этом королевстве не будет слишком много людей, похожих на нашего угрюмого старика Томаса.
– Нет, слишком много таких людей не будет. Кстати, вот и еще одна задача, которую мне предстоит выполнить, когда у нас установится прочный мир. Как только у меня будут развязаны руки, я всю испанскую землю избавлю от мусульманского гнета. Даю тебе слово, через несколько лет над каждым испанским городом, над каждым замком будет реять христианское знамя.
– Не сомневаюсь, вы добьетесь своего, – сказала Беатрис, – для этого вам нужно всего лишь немного позаботиться о вашем здоровье. Побудьте некоторое время у меня, дорогая Изабелла. Доставьте мне удовольствие видеть вас и ухаживать за вами. Пожалуйста, прошу вас.
– Ах, хотела бы я остаться у тебя! – вздохнула Изабелла. – Увы, дела зовут меня в дорогу. Я была недалеко от Сеговии и не устояла перед искушением посмотреть на тебя. Но завтра мне предстоит снова отправиться в путь.
– И все-таки я еще раз прошу вас погостить у меня хотя бы два дня.
Изабелла улыбнулась. Она знала, что никакие уговоры на нее не подействуют.
Ну следующее утро королева покинула замок Сеговию. Ей нужно было нанести визит Томасу Торквемаде.
Битва состоялась как раз посередине между Торо и Заморой, на живописном берегу реки Доуру. Противостоявшие армии теперь не уступали друг другу ни в численности, ни в вооружении; правда, на стороне Фердинанда была молодость, но королю Альфонсо помогал его сын принц Хуан, командовавший португальской кавалерией.
Вглядываясь в стройные ряды неприятельского войска, Фердинанд думал о том, что ему предстоит либо одержать победу, либо сложить голову на поле боя. У Альфонсо такого рвения не было: он вообще относился к породе людей, с жаром ввязывающихся в какое-нибудь новое дело и быстро устающих от собственного энтузиазма. Его пребывание в Кастилии затянулось сверх всякой меры, пора было возвращаться на родину. Португальские солдаты уже начинали роптать на своего главнокомандующего. Собираясь в испанский поход, Альфонсо обещал им легкую победу и присоединение Кастилии к португальским владениям. Однако время шло, а эти обещания так и оставались невыполненными. Мало того, все видели, что король с каждым днем все меньше старается осуществить свои намерения. Его сын рвался в бой, но Хуан не обладал большим опытом участия в военных действиях. А его отец не столько руководил сражением, сколько ждал окончания битвы.
Фердинанд, направлявший коня то к левому, то к правому крылу кастильского войска, громко кричал:
– Солдаты, вперед! За святого Якова и святого Лазаря!
Это был старинный боевой клич Кастилии, и кастильцы, находившиеся в рядах португальцев, дрожали, заслышав его. Они понимали, что Фердинанд напоминает им об их предательстве.
Пожалуй, лишь один испанец, шедший на врага вместе с португальскими воинами, не обращал внимания на крики, доносившиеся со стороны кастильской армии. Этим человеком был архиепископ Толедский. Он горел желанием использовать предоставленную ему возможность и отомстить людям, оттеснившим его от власти.
Битва началась – яростная, ожесточенная. Каждый солдат знал, что от него зависит судьба Кастилии.
Фердинанд во все горло кричал на воинов. Они должны победить! Во имя Изабеллы они должны победить! В их руках – будущее их королевства, их жен и детей.
Его солдаты ни на миг не забывали о своей королеве. Они помнили женщину, готовившуюся стать матерью и все же нашедшую в себе силы приехать к ним, чтобы поднять их на борьбу против врагов Кастилии. И они не могли не выполнить свой долг перед родиной, ради которой их королева пожертвовала собственным ребенком.
Звенели мечи и шпаги, с треском ломались копья. Кастильцы стояли насмерть. Если один из них падал, сраженный метким ударом врага, то на его место тотчас вставал другой, одержимый желанием отомстить за погибшего товарища.
Следя за ходом сражения, Фердинанд чувствовал, как у него от радости замирает сердце. Он уже не сомневался в том, что победа останется за ним и его войском.
Такой исход битвы устраивал далеко не всех португальцев. В их рядах было немало отчаянных смельчаков, и пример воинской доблести в этот день подал знаменосец Эдуард де Алмейда. Когда кастильцы окружили его и нескольких других португальцев, он поднял знамя высоко над головой, чтобы остальные его товарищи видели флаг их короля и знали, что бой еще не проигран.
Через несколько минут полотнище упало – это один из нападавших удачным ударом отрубил правую руку португальского знаменосца. Превозмогая боль, Алмейда схватил древко знамени левой рукой, снова поднял его над собой и бросился назад, надеясь вырваться из окружения.
– Да здравствуют Иоанна и Альфонсо! – кричал он, уклоняясь от кастильских пик и мечей, со всех сторон нацеленных на него.
Он успел пробежать несколько шагов, и вновь его настиг удар, от которого португальское знамя упало на землю вместе с обломками древка и сжимавшей его рукой.
