ребенка.
В июне Изабелла легла в постель для рожениц. За ее здоровьем следила Беатрис де Бобадилла.
– Посторонним я не могу доверить заботу о вашем самочувствии, – говорила она.
Изабелла улыбалась, гладя на свою неутомимую подругу, и только с ней делилась своими самыми сокровенными мыслями.
– Мне не терпится вновь приступить к работе, – как-то раз призналась она. – Впереди еще так много невыполненных задач.
– Вы – женщина, а не солдат, – проворчала Беатрис.
– Увы, королевам иной раз приходится надевать кольчугу и рыцарские латы.
– Королям проще, – сказала Беатрис. – Они могут полностью посвятить себя правлению своим королевством. А королевы еще и детей рожают.
– Но мне помогает Фердинанд, – напомнила Изабелла. – Когда мне нездоровится, он всегда замещает меня.
– Скоро у вас будет уже четверо детей, – сказала Беатрис. – Не пора ли остановиться?
– Мне бы хотелось еще одного мальчика. Фердинанд тоже мечтает о втором наследнике.
– Мечтает о наследнике! – фыркнула Беатрис. – Порой женщины показывают себя более достойными правителями, чем мужчины.
– А подданные? Им приятней видеть на троне короля, а не королеву.
– Сомневаюсь, Ваше Величество. Если бы так, они бы уже давно ввели в вашем королевстве саллический закон.
– Как бы то ни было, следующим правителем Кастилии – а может быть, и всей Испании – будет мой сын Хуан.
– Не будем загадывать, его время наступит еще очень нескоро, – сказала Беатрис.
– Послушай, Беатрис… – после некоторого раздумья спокойно произнесла Изабелла. – Моя Хуана… ты в ней замечаешь что-нибудь необычное?
– Очаровательное здоровое дитя. Не знаю, что еще можно в ней заметить.
– Ты не кривишь душой? Беатрис немного смутилась.
– А что вас в ней настораживает, Ваше Величество?
– Чрезмерная возбудимость, Беатрис. Склонность к истерикам.
– А по-моему – просто впечатлительная девочка, страдающая от недостатка внимания к ней. Ведь ее брат и сестра намного старше нее, о них-то взрослые и заботятся в первую очередь. Но у нее бойкий характер, она не даст себя в обиду.
– Ты и вправду так считаешь?
Беатрис опустилась на колени перед своей госпожой.
– Ваше Величество, беременные вечно себе что-нибудь выдумывают. Извините за грубость, но, по- моему, вы тоже склонны фантазировать.
– Мне радостно слышать эти слова, моя дорогая подруга. Беатрис поцеловала ее руку.
– Всегда готова служить вам… и умереть за вас, Ваше Величество.
– Давай-ка лучше поговорим не о смерти, а о рождении. Мне кажется, скоро начнутся схватки. Пожалуйста, Беатрис, молись о том, чтобы был мальчик. Фердинанд будет рад ему… Ведь у нас уже есть две девочки, а мальчик только один. Это извечная проблема всех королевских династий. Наши дети – не просто дети, а наследники трона, поэтому они принадлежат не нам, а государству… Молись о мальчике, Беатрис.
– Хорошо, Ваше Величество, – торжественно произнесла Беатрис.
Через несколько дней у Изабеллы родилась девочка. Ее нарекли Марией.
В келье севильского женского монастыря молодая женщина стояла на коленях, но не молилась, а слушала колокольный звон, доносившийся из окна, и думала: если я здесь останусь, то сойду с ума.
Даже здесь забытье оказалось ей недоступно. Всякий раз, когда раздавались удары колоколов, она вспоминала мрачную процессию, двигавшуюся по улицам ее города, слышала голос проповедника в кафедральном соборе, видела осужденных в желтых балахонах, а среди них – человека, которого любила больше всех на свете. И почти чувствовала едкий запах дыма, поднимавшегося над полями Таблады.
«Это точно, – в тысячный раз повторяла она. – Если я здесь останусь, то сойду с ума».
Но куда она могла податься? Никуда. Дом, принадлежавший ее отцу, конфисковали сразу после его казни. Имущество перешло в руки инквизиторов: они отняли у него жизнь и состояние, а у его дочери – душевный покой.
Если бы у нее родился ребенок!.. Но как могла монашка, жившая в женском монастыре, стать матерью? Она потеряла ребенка. Лишилась отца. Утратила свободу.
«Как мне забыть обо всем этом?» – спрашивала она себя. Пожалуй, один способ все-таки был. Ее грубую монашескую одежду могли сменить изысканные наряды, дорогие украшения. Она могла спать на мягкой постели, в обнимку с любовником, а не на жесткой скамье, стоявшей в углу ее кельи.
Может быть, легкая, беззаботная жизнь помогла бы ей забыть горе.
«Нужно бежать отсюда, – решила она. – Если я здесь останусь, то сойду с ума».
