собственных пальцах, долгими днями разучивал сигнал, чтобы конунг сказал: – Никто не сумеет протрубить лучше Рейольфа из Рэ! Он стоит и ждет. И никто не знает, о чем он думает.
Вот Эйрик Конунгов Брат со своими двумя кораблями зашел в обход и обрушился на пару шхун в тылу конунга Магнуса. Йорунд, человек, говоривший от имени Эйрика, когда мы впервые встретились в Нидаросе, понесет стяг Эйрика. Эйрик слышал, что Сверрир как-то при взятии Нидароса приказал своему рожечнику пробраться с стан врага. Теперь Эйрик посылает своего знаменосца. Но это не так просто: знаменосец должен поднять стяг, он не может проскользнуть, как трубач. Йорунд никогда не колеблется. Он из тех, кто может идти, закрыв глаза и не раздумывая. Первым врывается он на борт вражеского корабля, волоча за собой знамя, и поднимает его.
И первым падает, но удерживает стяг. Тот долго развевается, люди Эйрика видят это и идут на него. Они устремляются через борта, прыгают через боевые прикрытия первого из кораблей конунга Магнуса.
О чем ты сейчас думаешь, Арнтор из Хваля, взбунтовавший бондов в Сокнадале, подстрекавший их убить сверрирова наместника на прошлое Рождество? Ты на борту струга конунга Магнуса. Разве не расхаживал ты, бахвалясь тем, что содеял, – унимая тревогу похвальбой, – объявился у конунга Магнуса, был принят с почестями и обласкан, охотно рассказывал всем друзьям, как хвалил тебя конунг Магнус. «Он назвал меня Убийцей наместника!» Ты гордился прозвищем. Но темными ночами желал, чтобы его никогда не произносили. Так часто говорил: – Это может стоить мне жизни! Мне или Сверриру! Ты смеялся и пил. А теперь хочешь, чтобы его никогда не произносили.
Что чувствуешь ты, Арнтор, видя, как первые из воинов конунг Сверрира врываются на суда конунга Магнуса?
Но и Сверриру несладко сегодня, немногие на Мариином корабле невредимы. Но еще мало кто убит. Похоже, что упоение боем продлевает им жизни, никто не сдается смерти добровольно: одной рукой зажимают раны, чтобы остановить кровь, а другой рубятся. Конунг в лодке объезжает корабли, стрела проходит ему меж пальцев и задевает кожу на одном. Он гонит людей на сушу набрать еще камней. Это рискованно: могут принять за бегство, а обращенный в бегство увлекает за собой других. Но никто не следует за ними. Люди стоят по пояс в воде, наполняют лодки камнями и поворачивают обратно. Свистят новые камни, дротики, заброшенные на Мариин корабль с кораблей Магнуса, летят обратно. Два юных брата, Тор и Эйвинд, сопровождавшие Хельги в Сокнадаль, бьются бок о бок. Их учили, что если делать выпады одновременно, плечом к плечу, то противник будет сломлен, он не сможет противостоять сразу двоим. Конунг кричит одному из них. Он хотел похвалить, но юноша оглядывается и гибнет. Второй остается в одиночестве и тоже погибает.
Женщина в лодке мечется по фьорду и подстрекает бондов. Потом мы узнаем, что она кричит:
– Хельги, Хельги на борту Мариина корабля! Прицельтесь и убейте его!
Кольцо лодок с бондами сжимается.
Люди Эйрика ярла наступают и захватывают самый маленький из кораблей конунга Магнуса.
О чем думаешь ты, Торбьёрн сын Гейрмунда из Фрёйланда из усадьбы у подножья Лифьялль? Ты рано поднаторел в высокой книжной премудрости, хотя и был простым бондом. Как-то в усадьбе твоего отца лежал больной монах, и ты пообещал монаху всяческий уход и заботу за уроки чтения. Ты был весьма горд этим, ибо кто в суровой конунговой дружине понимает тайны пергамента, кроме бывших священников? Однажды ты пришел ко мне и сказал, что владеешь искусством смешивания чернил. Это доступно немногим. Не обычных чернил из сажи, зачастую разведенной кровью, и не из ржавчины с добавлением жира, – такие сделает каждый. Нет-нет, такое письмо держится недолго и дает неровную линию. Истинно превосходные чернила имеют свои секреты, они держатся поколениями – когда погаснет свет твоих очей, чернила все еще будут вгрызаться в кожу, – да, глаза еще неродившихся однажды скользнут по пергаменту и постигнут слово мудрости. Такие чернила ты мог делать.
И не желал говорить, что ты туда мешал. Возможно, ты узнал секрет от монаха Бернарда, который когда-то сопровождал нас и нашел смерть в горах у Раудафьялль? Не знаю. Но знаю, что именно ты сделал нам с конунгом нужные чернила. Я зауважал тебя за это.
Что чувствуешь ты теперь, когда мимо просвистывает дротик и отрезает тебе мочку уха?
Вот уже многие на борту Мариина корабля бросаются в контратаку. Потому что с вражеского корабля вдруг грянули звуки рожка конунга Сверрира. Наш корабль очищен, и биркебейнеры врываются на вражеский. Кое-кто доходит до середины, но останавливается, там лежит Рейольф из Рэ. Он мертв. Наши оттаскивают его тело, когда начинается контратака людей Магнуса конунга.
Эрлинг сын Олава из Рэ, о чем ты сейчас думаешь? Ты не захотел стать шутом конунга Сверрира, ты, способный кувыркаться через перекладину и передразнивать всех так, что все хохотали. Это было величайшим удовольствием твоей жизни. Но что-то удержало тебя. Не то, что конунг прогнал бы тебя. Он хвалил любого хорошего шута, его радость от доброй лживой саги была велика и искренна. Но что-то другое удержало тебя: быть может, подо всем твоим шутовским весельем пряталась серьезность, печаль, для выражения которой ты не находил слов. И ты стал воином в отряде конунга Сверрира.
Что ты чувствуешь теперь, когда тащишь тело Рейольфа из Рэ на Мариин корабль? Он мертв. Вы росли вместе. Эрлинг говорит:
– Теперь мы выросли.
Люди Эйрика очистили первый корабль. Команда отступает и перепрыгивает на следующий. Это маленькая шхуна с низкими бортами, обе команды сбиваются в кучу, и шхуна вмиг тонет, а люди Эйрика прыгают назад, на свой корабль.
Что чувствуешь ты, Магнус, когда тонет первый из твоих кораблей? Вспоминаешь ли, как ребенком тебя подвели с твоему отцу ярлу, и он сказал: «Смотри мне в глаза!» Ты старался. Но под его ледяным взглядом потупился. Тогда подошли двое мужей, их кликнул ярл. Они сказали по очереди: «Смотри нам в глаза!» И так тренировали тебя час за часом, день за днем: «Смотри нам в глаза!» Так тебя выучили глядеть в упор – твердо и холодно, чтобы ты выдерживал чужой взгляд, а другие отводили. И вот ты был коронован – ребенком.
Корона конунга оказалась тебе велика. А разве не приезжали ко двору твоего отца иноземные мастера снимать мерку с юной головки? Первый раз – пока ты спал, чтобы только ярл и его приближенные знали, что в Норвегии будет коронованный конунг, как в дальних странах. (Корабль тонет.) И тебя, дитя, еще неспособное просыпаться сухим, заставили понимать и говорить то, чему не подошло время. Первый раз мерку сняли, пока ты спал. Послали гонца, выковали корону, закалили на огне, отделали и украсили, поднесли тебе на пурпурной бархатной подушке – и оказалась велика.
Они попытались уменьшить. Но времени было в обрез. Ее набили мягким шелком, но все равно корона не годилась ребенку, и первый раз, проходя в процессии через Бьёргюн, ты стер до крови кожу на лбу и плакал. (Корабль тонет.)
Люди тонут, многие перепрыгивают на другие корабли. Ты кричишь на них, они не повинуются, ты орешь, что им смерть, если не защитят своего конунга в час опасности. Но кто слушает тебя, конунг Магнус? Корабли тонут.
Никогда твой голос не был силен. Ты не мог, подобно конунгу Сверриру, собирать слова в пучки розог и хлестать ими, зажигать их, как звезды во мраке, возбуждать ими радость и высекать искры гнева, дать ничтожнейшему в твоем отряде почувствовать себя равным конунгу. Ты этого не мог. Корабли теперь тонут.
Твои люди бегут с корабля на корабль. Корабль Орма Конунгова Брата тонет. О чем думаешь ты, Орм, холодный и мудрый, но лишенный несокрушимой силы? Разве ты не говорил конунгу Магнусу перед битвой:
– Не связывай корабли вместе! Встретим Сверрира каждый порознь, тогда мы сможем маневрировать, – давай встретим его так, как он нас.
Но конунг отказался. Ты пожал плечами. И теперь умираешь.
Вот тонет корабль под Ормом.
Мариин корабль подходит ближе, штевень вздымается над головами тонущих людей, их застали врасплох и теперь они тонут. Один из войска конунга Сверрира видит в воде неприятеля – он целился в него во многих битвах и промахивался, когда-то они росли вместе, но потом разошлись. Сжимая меч, биркебейнер прыгает через борт в море, пронзает врага – вынимает меч, человек тонет, а биркебейнер
