бы выяснять этот вопрос. Почему бы и не сейчас? — Он сделал такую затяжку, что конец сигареты раскалился почти добела, затем с улыбкой шагнул к рыжему и протянул руку к грязной майке под его кожаной курткой. — Но тебе следовало бы усилить подкрепление.
С этими словами он оттянул вырез майки, с улыбкой выдохнул ему в глаза облако дыма и бросил в вырез горящую сигарету.
Полсекунды рыжий непонимающе таращился на Рогера, потом заверещал, бросил цепь и волчком закрутился на месте, тщетно пытаясь вытряхнуть из-под майки жгущую сигарету.
Рогер не стал тратить времени на зрелище пляски, а сразу повернулся к двум другим парням. Те, как и их предводитель, были вооружены цепями, но это не произвело на Рогера впечатления. Он влепил первому оплеуху, которая с полуоборотом свалила того с ног. Второй взмахнул цепью, но оказался недостаточно расторопным. Рогер пригнулся, молниеносно отпрыгнул в сторону и ребром ладони рубанул парня по предплечью. Тот взвыл, уронил цепь и, наткнувшись грудью на кулак Рогера, отшатнулся назад.
Однако как ни ошеломителен был успех Рогера, на него сработал эффект неожиданности. На самом деле его противники были ничуть не слабее. И их было трое. Вернее, было бы трое, если бы рыжий прекратил отплясывать под собственные вопли индейский ритуальный танец.
Тот парень, которого Рогер свалил, уже снова поднялся на ноги и в ярости набросился на Рогера. Тот отразил свирепую атаку: отпрыгнул в сторону и нанес ему сильный удар кулаком в лицо. Парень отшатнулся. Из носа и расквашенной губы хлынула кровь.
И только теперь, при виде этой сцены, до Юлиана наконец дошло, что здесь происходит. Это была не та драка, какие он знал по школьному двору, где побежденный уходил с синяком или с расшатанным молочным зубом. Это была схватка, настоящий бой — возможно, не на жизнь, а на смерть. Если они с Рогером проиграют, им не уйти отсюда. А поражение было вполне вероятно, с ужасом осознал Юлиан. И хотя Рогер в этот момент серией точных ударов поверг наземь третьего детину, второй уже снова поднялся, да и Кожаный перестал прыгать на одном месте, хлопая себя по дымящейся майке. Он стоял, скорчившись, и дрожал, а на лице его отражалась смесь неистовой боли с такой же неистовой яростью.
И они все трое обрушились на Рогера.
Одному из них он подставил подножку, второго расстелил по земле метким ударом в шею, однако Кожаный ринулся на него, широко расставив руки, и, падая, увлек его за собой. Юлиан стоял как парализованный. Он знал, что должен прийти на помощь Рогеру, но страшные кулаки этих парней внушали ему смертельный ужас.
Рогер защищался как мог. И хотя их было трое, он не давал им продыха. Но в возможности его окончательной победы Юлиан сильно сомневался. Трое против одного — такая ситуация только в кино или в книгах разрешается в пользу одного, а в действительности же все происходит наоборот.
При этой мысли Юлиана Кожаный, как по сигналу, коленом прижал к земле руку Рогера, а один из подручных навалился всем телом на его ноги.
— Мальчишку! — рявкнул рыжий третьему. — Мальчишку хватай!
Третий детина тяжело поднялся и повернулся к Юлиану. Лицо его было залито кровью, а в глазах горел такой же нечеловеческий огонь, какой Юлиан видел во взгляде рыжего. Юлиан развернулся и бросился бежать.
— Стой! — закричал Рогер. — Только не беги...
Но Юлиан слышал уже только топот тяжелых башмаков. Он даже ни разу не оглянулся, боясь потерять, может быть, решающую секунду.
Он мчался, словно гонимый фуриями, при первой же возможности свернул налево и тотчас снова направо, не сбавляя скорости. Дыхание его превратилось в хрип, и хотя он бежал всего несколько секунд, в боку уже закололо. Он совершал самый отчаянный рывок в своей жизни. Ведь он знал, что преследователь убьет его, если догонит. Скорость была его единственным спасением. Юлиан не обладал выносливостью в беге, но был хорошим спринтером, а страх смерти придал ему сил. Он бежал, пока ему не стало дурно от перенапряжения, а правый бок, казалось, пронзила раскаленная стрела. Только теперь он немного замедлил бег и рискнул оглянуться.
Он был один. Преследователь исчез.
Юлиан, пошатываясь, пробежал еще несколько шагов, потом упал на колени и уперся ладонями в землю. С минуту он хватал ртом воздух, и ему казалось, что он вдыхал осколки стекла. Если бы в этот момент сзади появился преследователь, он не смог бы двинуться с места. Но судьба в виде исключения сжалилась над ним. Его никто не потревожил, пока он не собрался с силами, чтобы встать и оглянуться. Он по-прежнему был один и совершенно не понимал, где находится.
Тут в нем заговорила совесть. Он удрал, и пусть ничем не мог помочь Рогеру, это никак не оправдывало того, что он трусливо бросил приятеля в беде.
Мальчик пытался уговорить себя, что это не так. Если бы он ввязался в драку, хватило бы одного кулачного удара Кожаного или его сообщника — и пришел бы ему скорый и бесславный конец. Но «бы» не считается. Считается только факт, что он даже не попытался. Он повел себя как ничтожный трус и должен сейчас же вернуться назад и помочь Рогеру. Совершенно непонятно как, но попробовать он обязан.
Однако принять решение не значит осуществить его. Юлиан не только запутал своего преследователя, но и сам заблудился. Он сделал несколько неуверенных шагов и остановился. Темнота и холод пробрали его до костей, и ветер опять зловеще завыл в заброшенных переулках. Скорее всего, он и не переставал выть, но Юлиан только теперь обратил на него внимание. Зябко дрожа, он огляделся. Знать бы, где он находится!
Вдруг ему в голову пришла спасительная мысль: колесо обозрения! Оно было у них за спиной, когда они встретили Кожаного. Он поискал глазами и, вскоре обнаружив это стальное сооружение, быстро зашагал в его сторону. Он шел минуту. Пять минут. Потом десять.
Через добрую четверть часа он остановился и осмотрелся вокруг. Колесо обозрения казалось не таким уж далеким, но за пятнадцать минут он нисколько не приблизился к нему. Такой большой территория ярмарочной площади никак не могла быть!
Объяснение он нашел тут же, и оно оказалось настолько простым, что он чуть не рассмеялся. Он же бегал по кругу. В темноте все павильоны казались одинаковыми, стоило несколько раз неправильно свернуть, и...
Свернуть? Но павильоны выстроились как по линейке и он ни разу не сворачивал!
На сей раз ему уже не удалось подавить панический страх. Мальчик вскрикнул, бросился бежать и свернул в первый попавшийся переулок. В конце этого переулка виднелся свет. Но не яркие цветные огни ярмарки, а слабая лампочка. Все же это был свет, а значит, поблизости могут быть люди. Юлиан ускорил бег и снова запыхался, пока добежал.
Увы, спасительный островок в океане темноты и грозных теней оказался всего лишь освещением кассовой будки, которое забыли выключить.
Будка была очень старомодная, как и все остальное здесь: ни хромированных штучек, ни стекла и пластика, только дерево да крашеное окошко со стеклом и прорезью, куда посетители просовывали деньги и получали билеты. И свет исходил не от неоновой лампы, а от свечки внутри будочки. Видно было, что ее зажгли совсем недавно.
Все это было довольно загадочно. В голову Юлиану впервые закралась мысль, что этот свет вместо долгожданного спасения может оказаться ловушкой, приготовленной для него Кожаным.
Он в страхе оглянулся. Темнота казалась еще непроницаемее, чем прежде, но он был уверен, что отчетливо видит, как Кожаный и его сообщники стоят поодаль и ухмыляются, покачивая цепями.
Он отпрянул, развернулся и заметил массивный темный силуэт позади кассовой будки. Юлиан неуверенно двинулся к этой фигуре — вполне возможно, что прямо в руки Кожаного, но вдруг это не Кожаный зажег свечу, тогда Юлиан спасен.
Кассовая будочка относилась к дороге привидений — такой же древней и покинутой, как и все остальное здесь. В темноте виднелись силуэты вагончиков, соединенных между собой цепями. Вход в тоннель показался Юлиану зубастой пастью, поджидающей дурака, который даст себя заглотить, а чудовища из папье-маше, казалось, насмешливо подмигивали ему из глубины.
Юлиан в страхе повернулся — и обмер. В конце переулка появилась фигура, за ней вторая и третья. На сей раз они не были плодом воображения: Кожаный и его сообщники! Должно быть, они расправились с
