Рогер поверг своей штангой наземь очередного тролля, ударил в грудь второго и только потом ответил:
— Я сам не знаю! Скажи спасибо Алисе и твоему другу. Когда она увидела, как он сорвался вниз, она, судя по всему, лишилась рассудка, потому что просто бросилась бежать. Ну, и я за ней, наверное.
Но если это так, подумал Юлиан, то все население ярмарки разом лишилось рассудка, потому что здесь были почти все.
То, чего Гордон не смог добиться призывом, было достигнуто его гибелью: толпа сплотилась в войско.
И все равно битва будет проиграна, подумал Юлиан.
Ведь тролли тоже получают подкрепление, и если их противники только и могут, что удерживать троллей на дистанции, то уж их раскаленные лапы будут уносить все новые и новые жертвы из числа людей Рогера. Можно ли сражаться с неуязвимым врагом и всерьез рассчитывать на победу?
Юлиан озирался в поисках подходящего оружия для себя, но Рогер грубо накинулся на него:
— Ты что, не в своем уме? Сейчас же беги отсюда! Мы будем их сдерживать, сколько сможем! Беги!
Юлиан понимал, что Рогер прав, но ведь однажды он уже бросил его в беде, и с этого все и началось. Что же будет, если он сделает это еще раз?
— Черт возьми, беги же, наконец! — взревел Рогер. — Ты же добился войны! Чего тебе еще? Охота посмотреть, как мы гибнем?
И Юлиан побежал.
Люди Рогера сделали все возможное, чтобы спасти его. Они образовали из собственных тел живую заградительную баррикаду. Но тролли, судя по всему, уже поняли, что их вооруженные противники не представляют для них особой опасности. Они все ожесточеннее атаковали заградительный вал Рогера и наконец прорвали его, проложив себе путь сквозь живые тела своими ужасными раскаленными лапами.
Юлиан бежал дальше, по пути отразив атаку одного из троллей осколком зеркала. Через второго он просто перемахнул.
Он бежал так, как не бегал еще никогда в жизни. Разрыв между ним и этой ревущей, слюнявой сворой все увеличивался. Теперь он мог сбавить темп и оглянуться через плечо.
Часть площади была охвачена пламенем. Битва становилась все ожесточеннее, колесо обозрения продолжало вращаться, и со стальной конструкции рассыпались во все стороны искры. Часть из них гасла на полпути к земле, а часть разжигала новые пожары.
Не это ли имел в виду Рогер? — в ужасе подумал Юлиан. Может быть, теперь хаос разразится и здесь и зазеркальный мир тоже станет жертвой вечного огня?
Для Юлиана важнее всего было донести осколок зеркала до отца, потому что, если ему это не удастся, все усилия окажутся не только напрасными, но вызовут еще худшие последствия, чем прежде!
Он опять ускорил бег и уже через несколько минут увидел хижину зеркального мага.
Дверь стояла открытой, изнутри пробивался мягкий желтый свет.
А перед хижиной стояли два тролля.
Юлиан чуть не закричал от отчаяния и ужаса. Он сразу же узнал обоих троллей —это были Майк и то мерзкое создание, в которое когда-то у него на глазах превратилась его маленькая подруга. Разумеется, Кожаный принял единственно верное решение: вместо того чтобы ввязываться в бой, он явился сюда, чтобы дождаться Юлиана на месте.
Юлиан угрожающе занес осколок над головой и шагнул к ним. Кожаный зашипел, махнул лапой в его сторону — и попятился назад. Его место занял второй тролль, встав между Юлианом и дверью.
На мгновение Юлиан увидел перед собой не отвратительное красноглазое создание, а ту белокурую девочку, которая завороженно слушала его рассказы.
Но Кожаный быстро отогнал от него это видение, молниеносно выбросив в его сторону лапу. Юлиан был на волосок от его когтей и отделался лишь новым ожогом.
Одновременно второй тролль вцепился в него с другой стороны, и Юлиан вскрикнул, когда раскаленная лапа сомкнулась на его запястье. Запахло паленой кожей, и ему пришлось призвать все свое самообладание, чтобы не разжать пальцы и не выронить осколок. Он дал троллю отчаянного пинка, но тот не ослабил хватку. Напротив, он замахнулся на Юлиана и второй своей огненной лапой. Когти его нацелились мальчику в лицо, а оскаленные челюсти оказались так близко от горла Юлиана, что он ощутил его раскаленное, воняющее серой дыхание.
Но внезапно позади тролля возникла рослая фигура, схватила тролля и одним рывком отдернула его назад.
Это был глотатель огня. Не обращая внимания на ожоги, он поднял его вверх и изрыгнул ему в морду струю огня.
Тролль взвыл и начал брыкаться. Артист пошатнулся и со стоном упал на колени, но не выпустил тролля. Наконец он совсем упал, придавив тролля своим телом. Движения его замерли, как и его стон, но руки так и остались сомкнутыми, словно стальные клешни.
Юлиан содрогнулся от ужаса. И затем медленно шагнул к Кожаному. Предводитель троллей все еще преграждал ему путь к двери, угрожающе выставив когти. Но в глазах его наряду с ненавистью и неутолимой яростью появилось нечто новое. Он бросил взгляд в сторону второго тролля и умирающего глотателя огня, затем посмотрел на Юлиана и, наконец, на осколок зеркала в его руках.
Юлиан медленно надвигался на него. Пальцы его так крепко стиснули осколок, что острые края впились в кожу. Кровь закапала на землю.
Тролль поднял голову, посмотрел вдаль и увидел пламя пожара над крышами ярмарки у колеса обозрения. Его грозный рык перешел в жалобный стон.
Затем он опустил руки и отступил в сторону. Юлиан медленно прошел мимо него и шагнул в хижину.
Его отец стоял перед зеркалом и неотрывно глядел в него. Помещение было наполнено мягким желтым светом, который исходил не от какого-то источника, а просто пребывал всюду, подобно теплому солнечному свету. Юлиан закрыл за собой дверь, и шум битвы и гудение разгорающегося пожара остались снаружи.
— Я принес его. Мартин...
— Я знаю, — перебил его отец.
— Я ничего не мог поделать, — прошептал Юлиан. — Он пожертвовал собой. Без него у меня не получилось бы.
Юлиан увидел, что он уже вставил в зеркало второй осколок. Стекло было испещрено тонкой паутиной трещин и разломов, и Юлиану показалось, что в глубине стекла пробегают огоньки —совсем как тогда в варьете, когда все началось. Только на сей раз это был теплый, очень мягкий свет, а вовсе не пожирающее пламя.
Он протянул осколок отцу. На зеркальной поверхности остался след тонкого красного ручейка.
— Он в крови, — сказал отец.
— Это ничего. — Юлиан не сразу понял истинный смысл слов отца. — Что было, то было, — сказал он и почувствовал себя беспомощным, неспособным по-настоящему утешить отца. — Прошлое нельзя повернуть назад.
— Может быть, все-таки можно, Юлиан.
Медленно, почти благоговейно он повернулся, шагнул к зеркалу и приставил к мерцающей поверхности последнюю ее часть. Юлиан замер.
Ничего не произошло. Он сам не знал, чего ждал, но был уверен, что что-то должно случиться, хоть что-нибудь: задрожит земля, разверзнется небо, или все вокруг погаснет, или все станет как раньше. Но ничего подобного не случилось. Единственное, что бросилось Юлиану в глаза, — зеркало вдруг словно срослось и снова стало целым. Все трещинки и разломы исчезли, как будто их и не было. Перед ними висело совершенно неповрежденное, скромное прямоугольное зеркало.
И отец стоял тут же, целый и невредимый.
У Юлиана свалилась гора с плеч. До сих пор он сам себе не признавался в этом, но был убежден, что
