— У меня есть свои связи. — Виктор грустно улыбнулся. — В первую очередь в том, что касается таких вещей. Но не волнуйтесь, я ни с кем не собираюсь обсуждать это. К тому же мы отклонились от темы. Я хотел бы объяснить вам…
— Нечего тут объяснять, — возмутился Говард. — Я больше не хочу спорить с вами, Виктор. Вы сделаете то, что я требую. Сегодня же вечером. Вы передо мной в долгу.
Виктор вздохнул, и на мгновение в его взгляде вспыхнула злость, но она тут же сменилась печалью.
— Кто это был? — вдруг поинтересовался он.
— Роберт?
— Видимо, вы любили его как брата.
— Больше, — ответил Говард и замолчал.
Внезапно его злость и решимость испарились. Теперь перед Виктором сидел раздавленный, страдающий человек, лишившийся всех своих сил.
— Это был… сын моего лучшего друга, — после паузы сказал Говард. — Сын моего единственного друга. Но было еще кое-что. Я не могу этого объяснить, Виктор, но он… Видите ли, когда умер его отец, мне показалось, что какая-то часть меня тоже погибла. После того как Роберт сообщил мне о смерти Андары, я был в отчаянии, и мне кажется, что я не сумел бы справиться с этой болью, если бы Роберта не было рядом. Но если теперь еще и он погибнет… — Покачав головой, Говард сжал кулаки, его невидящий взгляд устремился куда-то мимо Виктора. — Я этого не вынесу. Он не должен умереть.
— Но он уже мертв, Говард, — прошептал Виктор. — Поймите же. Он умер более двенадцати часов назад. Ничто в мире не сможет воскресить его.
— Вы сможете!
— Не смогу, — спокойно ответил Виктор. — Когда-то я пытался создать жизнь, но из-за этого погибло много людей. Но даже если бы это было в моей власти, я вряд ли имею право… — Нагнувшись вперед, он опустил ладони на стол и решительно посмотрел на Говарда. В его взгляде светилась боль. — Что же мне делать, если завтра ко мне придет мать с телом своего ребенка? Мне что, отослать ее прочь? Или я должен выбирать, кому жить, а кому нет? Вы понимаете, чего от меня требуете, Говард?
— Я требую, чтобы вы вернули мне долг, Виктор, — настаивал Говард. — Я спас вам жизнь! Без меня толпа линчевала бы вас. Неужели я должен напоминать вам об этом?
— Нет, черт побери, не должны! — рявкнул Виктор, чуть не вскочив со стула. Было видно, что он едва сдерживает себя. — Вы требуете, чтобы я изображал из себя Бога, Говард. — Теперь в его голосе звучала скорее мольба, чем гнев.
— Это вы так считаете, — холодно возразил Говард. — А я с вами не согласен. Роберта убили. И те, кто несет за это ответственность, могут убить и других людей, в том числе и меня. Но это не имеет значения. Роберт должен жить по причинам, которые я не могу вам назвать. И вы это сделаете.
— Нет.
— Тогда вы вынуждаете меня пойти на шаг, которого я хотел избежать, — ледяным тоном произнес Говард. — Если вы откажетесь выполнить мою просьбу, доктор, я сегодня же выдам вас властям. Более того…
— Вы не сможете запугать меня, — улыбнувшись, сказал Виктор. — Не этим. Неужто вы думаете, что я позволю себя шантажировать?
— Более того, — невозмутимо продолжал Говард, — я размножу копии ваших записей, которыми владею, и разошлю их по сотне на известнейшие медицинские факультеты всего мира, опубликую эти материалы в популярных медицинских журналах и, конечно же, не забуду о желтой прессе.
Виктор побледнел.
— Вы не можете этого сделать. Копий не существует. Я все уничтожил. Я…
— Вы так уверены в этом, доктор? — Криво улыбнувшись, Говард сунул руку в нагрудный карман пиджака и, вытащив потрепанный лист бумаги, положил его на стол перед Виктором.
Глаза врача расширились от ужаса, когда он развернул исписанный лист бумаги и прочитал его.
— Откуда у вас это? — охнул он.
— Но ведь на самом деле это не имеет значения, не правда ли? — протянул Говард. — Этот лист вы можете оставить у себя, ведь мне ничего не стоит сделать копию. Сколько угодно копий. Ну что?
В гостиной дома № 9 на Эштон-плейс стало очень-очень тихо. Говард смотрел на своего собеседника. Лицо Виктора дрогнуло, ладони нервно заскользили по гладкой поверхности стола, хотя сам он этого не замечал.
— Ничего не выйдет, — наконец сказал он. — Даже если бы я захотел, у меня все равно нет необходимого оборудования.
— Я его куплю.
— Такое оборудование так просто не купишь, Говард. — Виктор рассмеялся. — Оно стоит целое состояние.
— Я выпишу вам чек. — Говард невозмутимо потянулся к своему пиджаку. — Миллиона фунтов стерлингов вам хватит? Или вы предпочтете взять два?
Глаза Виктора округлились.
— Но это же…
— …Лишь малая часть того, что я в случае необходимости могу заплатить, — продолжил Говард. — Родерик Андара был очень богатым человеком, Виктор, а после смерти его сына я становлюсь единственным наследником. К тому же должен заметить, что в случае успешного завершения операции я готов предоставить вам еще большую сумму денег, чтобы вы могли продолжать свои изыскания.
— Не нужны мне ваши проклятые деньги! — вспылил Виктор. — Все, чего я хочу, это чтобы меня оставили в покое.
— Можете делать с этими деньгами что хотите, — спокойно произнес Говард. — Хоть нищим раздайте. А теперь составьте, пожалуйста, список необходимого вам оборудования. Рольф все купит, а мы пока пойдем на кладбище и выкопаем труп Роберта.
— Каким образом? — возмутился Виктор. — Неужели вы думаете, что можно просто прийти на кладбище и раскопать могилу, оставшись незамеченным?
— Ах, в этом я целиком и полностью полагаюсь на вас, Виктор. — Говард улыбнулся. — Ведь у вас есть опыт в подобных вещах, не правда ли, доктор Франкенштейн?
Одно лишь слово — нет, даже не слово, ведь слово предполагает речь, общение, сложнейший мир, который существует и который мы можем понять и описать. Сейчас же существовало лишь одно это понятие.
Предложение, когда-то услышанное мной в школе. Затем я много раз читал его, но не понимал его смысла:
Я мыслю, следовательно, существую.[20]
Я существую?
Обрывки воспоминаний: события моей юности, казалось, давно забытые; образы школьных времен; трущобы Нью-Йорка; мягкая добрая улыбка тети Мод и ее нахмуренные брови, когда я что-то делал не так; моя первая встреча с Говардом, Присциллой и Тенью; Грей, печально пожимающий плечами во время заседания суда; взгляд палача, в котором не было ни сожаления, ни напускного сочувствия. Все это кружится в моей голове, перемешивается, вспыхивает искрами образов. Затем словно удар молота: «Лондонский палач, исполни свой долг».
Чудовищная боль, падение. Вес моего тела ломает мне шею.
Я мертв.
И все же…
Я мыслю.
Я СУЩЕСТВУЮ.
