может, даже и раньше.
— И что же? — с достоинством осведомилась Кримхилд, — Кто дал тебе право судить его?
— Ты что, не слышишь, что тебе говорят, глупая женщина? — вмешался Гунтер, — Он обманывал тебя. Тебя и меня. Он запятнал твою честь и смешал меня с грязью.
— Обманывал? — Кримхилд усмехнулась. — Наивный ты человек. Зигфрид рассказал мне обо всем сразу, как только это произошло.
— Он… что? — растерянно переспросил Хаген.
— Это была не его вина, — продолжала Кримхилд, — Валькирия своими чарами околдовала его. Он не мог сопротивляться. Ни один мужчина из плоти и крови не способен противостоять колдовству Брунгильды, и вам это должно быть известно. Зигфрид явился ко мне перед тем, как покинуть Вормс. Он… он плакал от стыда, Хаген. Он все мне рассказал. Зигфрид явился сюда, чтобы завоевать Вормс, но, увидев меня, полюбил с первого взгляда. Он не желал больше валькирии, но она принудила его изменить мне.
— И ты в это веришь, глупышка? — Вопрос Гунтера звучал не очень уверенно.
— Я знаю, что это так, — с достоинством возразила Кримхилд.
Секунду Хаген еще выдерживал ее взгляд, затем повернулся и со всех ног бросился в дом. Мимолетную тень заметил он краем глаза, пробегая мимо двери, и, хотя успел увидеть лишь блеск, отразившийся от золотых доспехов, Хаген понял, что это была Брунгильда. Она слышала каждое произнесенное ими слово.
И знала, что слова эти были правдой.
Глава 20
Остаток дня прошел словно в тумане. Он поднялся к себе, запер дверь на засов и бросился на кровать; что происходило в течение следующих часов, Хаген не помнил. Много раз в дверь стучали, приказывая, требуя, наконец умоляя открыть. Но Хаген не впустил никого, даже Гунтера, приходившего раза четыре или пять. Наконец, уже к вечеру, до его слуха донеслись тяжелые шаги кованых сапог; стук в дверь и возгласы моментально прекратились. Гунтер выставил возле его комнаты стражу; Хаген не знал, для охраны или присмотра за ним.
Тронье не помнил, о чем думал все это время. Далеко за полночь в дверь опять постучали. Хаген не ответил, но посетитель был настойчив. Не разобрав толком слов, Хаген узнал голос Гунтера, требовательный и одновременно обеспокоенный. Видимо, у короля были весомые причины нарушить его уединение после того, как он сам оградил его от постороннего вмешательства. Да и к тому же не мог ведь он навсегда заточить себя в этой комнате. Хаген встал, шагнул к двери, отпер засов и отступил, пропуская Гунтера.
Король первым делом подошел к окну, распахнул ставни. Хотя давно уже наступил вечер, в комнате стало заметно светлее: крепость освещалась бесчисленным множеством факелов, и мерцающие отблески заплясали по стенам и потолку.
— Как ты себя чувствуешь? — Голос Гунтера слегка дрожал.
— Почему ты спрашиваешь?
Гунтер подозрительно покосился на дверь, словно опасаясь быть услышанным.
— Тебе необходимо исчезнуть, Хаген. Ты сильно ранен? Сможешь держаться в седле?
— Исчезнуть? — Хаген удивленно вскинул брови, — Но зачем?
— Тебе грозит опасность, — продолжал Гунтер, — Я не могу поручиться за твою жизнь, если ты останешься. Кримхилд помогала обмывать тело Зигфрида и увидела рану. На его спине, Хаген.
— А ты чего ожидал? — холодно произнес Тронье, — Она же не слепая.
— Она вопила так, что сбежался весь дом. И теперь об этом известно каждому в крепости, — Глаза Гунтера горели.
— А что Брунгильда? — невозмутимо осведомился Хаген.
Гунтер замялся:
— Она была… абсолютно спокойна. Даже не особенно удивилась… — Он нервно забегал взад и вперед по маленькой комнатке, — Ты должен уехать, Хаген, — повторил он, — Брунгильда что-то задумала, я это чувствую. Она считает тебя убийцей Зигфрида.
— Так она и должна меня им считать.
— Как раз не должна! — взорвался Гунтер, — Человеком, победившим Зигфрида Ксантенского в бою, — да, но не убийцей!
— Какая теперь разница? — пробормотал Хаген, — И зачем я должен бежать? Чтобы тем самым признать свою вину?
— Я не доверяю Брунгильде, — заявил Гунтер, — Ради Бога, Хаген, неужели ты не понимаешь, что я хочу защитить тебя? Послушай голос собственного разума и уезжай из Вормса! За воротами тебя ждет быстрый скакун и мешок с провизией на несколько дней. Стражники незаметно выпустят вас с Данквартом из крепости. Когда ваше отсутствие заметят, вы будете уже далеко.
— Чушь, — буркнул Хаген, — Зачем мне бежать? Я не боюсь Брунгильду.
— А стоило бы, — мрачно промолвил Гунтер, — А если уж не ее, то хотя бы нибелунгов Зигфрида. Или охраны короля Зигмунда Ксантенского.
— Неужели твоя власть столь ограничена, что ты даже не можешь обезопасить меня от своих гостей, мой король? — ледяным тоном промолвил Хаген, — И от собственной супруги?
— Конечно, нет, — отвечал Гунтер. Он, видимо, даже не заметил издевки, звучавшей в словах Хагена, — Но я не знаю, что случится этой ночью. В Вормсе полно посторонних. На каждого из моих людей приходится трое союзников Зигфрида. Пока что их останавливает почтение к моей короне… — Он запнулся, а затем поправился: — Или, скорее, страх перед клинками моих воинов. Но я не знаю, что произойдет, когда они увидят пылающий погребальный костер Зигфрида.
— Погребальный костер? — Хаген изумленно взглянул на короля.
Гунтер кивнул:
— Сегодня ночью тело Зигфрида будет сожжено на площади.
— Но он же христианин! — возразил Хаген, — Он должен быть похоронен!
— Брунгильда пожелала совершить погребальный обряд по обычаю наших предков, а Кримхилд не возражала. Как ты думаешь, что произойдет, когда все они увидят сжигаемый пламенем труп героя, а Брунгильда укажет на тебя пальцем и заявит: «Вот убийца Зигфрида!»? Они разорвут тебя на куски.
— Но ты можешь запретить это, — возразил Хаген, — Это ведь языческий обряд. Иди к священнику и потребуй отменить церемонию.
Гунтер фыркнул:
— Да его самого отправят на костер, посмей он что-то возразить. Я говорю серьезно, Хаген. Через час Кримхилд разожжет огонь, и, если ты к этому моменту еще будешь здесь, пожар охватит весь Вормс. Брунгильда что-то замыслила, и я не удивлюсь, если это коснется тебя.
— Я остаюсь, — решительно заявил Хаген, — А теперь иди, Гунтер. Иди к Брунгильде и скажи ей, что я буду присутствовать на погребальной церемонии.
— Ты… ты с ума сошел, — промямлил Гунтер.
— А потом отправляйся к моему брату, к Ортвейну и всем нашим, кто ненавидел Зигфрида, — продолжал Хаген, — и сообщи им следующее: что бы этой ночью ни случилось, я запрещаю им вмешиваться. Всем запрещаю, ясно?
— Не все захотят учитывать твое желание, — засомневался Гунтер, но Хаген перебил его:
— Я не сказал, что это мое желание, Гунтер Бургундский, такова моя воля. Это приказ.
Несколько секунд понадобилось Гунтеру для того, чтобы осознать смысл его слов. Он побледнел как мел. Не сказав больше ни слова, король вышел из комнаты.
Хаген спокойно задвинул за ним засов, шагнул обратно к кровати и начал раздеваться. По телу пробежал озноб — в комнате было холодно. Многочисленные раны, полученные им сегодня утром, болели, кое-какие вскрылись и кровоточили. Хаген аккуратно промыл их и перевязал, то и дело останавливаясь,
