— В настоящий момент это невозможно, — отрезал инспектор.
К сожалению, я понимал, что он говорит правду. Торнхилл и его люди почти сразу выставили меня из комнаты, когда появился Рольф, но я все же успел увидеть, в каком ужасном состоянии находился помощник Говарда.
— Как у него дела? — спросил я.
Торнхилл пожал плечами.
— Его отвезли в госпиталь, — сказал он. — Я дал указание, чтобы меня позвали, как только он проснется. — Глаза инспектора сузились. — А что он имел в виду, Крэйвен, когда сказал это?
— Что это?
— Неужели вы забыли, что сказал ваш друг, прежде чем потерял сознание? — сдавленным голосом спросил Торнхилл. — Что ж, могу напомнить. Его слова были следующими:
Ему совсем необязательно было повторять эту фразу. Я слишком хорошо понимал, что Рольф имел в виду. Несмотря на это, я молчал и только после продолжительной паузы ответил:
— Не имею ни малейшего представления.
К моему удивлению, никакой бурной реакции не последовало: толстый инспектор Скотленд-Ярда отреагировал на мои слова спокойно.
— Как хотите, Крэйвен, — только и сказал он.
— Тогда лучше не надо.
Он холодно улыбнулся, обошел вокруг стола и направился ко мне.
— Вставайте, — приказал он.
Я повиновался.
— Что вы намереваетесь сделать? — спросил я.
Торнхилл криво усмехнулся.
— Я сажаю вас под арест, Крэйвен, — ответил он таким тоном, как будто я спросил его, почему по утрам встает солнце. — Что же мне остается делать?
Он протянул ко мне руку, но я невольно отшатнулся от него.
— На каком основании?
Торнхилл закряхтел.
— На каком основании? Да вы в своем уме, Крэйвен? Если я захочу, то легко найду дюжину оснований, чтобы засадить вас за решетку на две тысячи лет.
— А разве не вы говорили, что считаете меня невиновным?
— Возможно, — с улыбкой ответил Торнхилл. — Но этого не слышал никто, кроме вас, не так ли? — Он отвернулся, распахнул дверь и сделал приглашающий жест. — Пожалуйста, мистер Крэйвен. Ваша комната готова.
Грохот захлопнувшейся решетчатой двери до сих пор звучал в моих ушах, и я долго не мог отделаться от навязчивой мысли, что все это походило на то, как будто на меня опустили крышку стального гроба. Долгое время я стоял неподвижно, прислушиваясь к скрежету ключа, поворачивающегося в замке, и к биению своего сердца.
Двери тюрьмы…
Во всех странах и городах они одинаковы. До того как я прибыл в Англию и начал новую жизнь богатого наследника миллионов, мне пришлось повидать сотни таких дверей, причем с обеих сторон. И достаточно часто они закрывались за мной, чтобы вновь распахнуться только через несколько месяцев. Это случалось из-за таких смехотворных вещей, как кража хлеба или других подобных, «особо тяжких преступлений». Признаться, я надеялся, что столь неблагополучная страница моей жизни перевернута навсегда, особенно после того, как я вступил в наследство отца. Но прошлое настигло меня. Как тут не отчаяться!
Рамки, зажимавшие мои воспоминания, ослабели, но все еще не отпускали мой разум. Правда, теперь я начинал все больше понимать вещи, которые произошли перед исчезновением Говарда и Присциллы.
Слова Рольфа надоедливым эхом снова и снова звучали в моей голове.
Я встряхнул головой, пытаясь избавиться от ощущения онемелости между висками, и направился к узким нарам, расположенным у стены. Медленно опустившись на них, я вновь задумался. Вопросы, вопросы, а за ними никаких ответов.
Единственным человеком, который мог бы пролить хоть какой-то свет на это дело, был Рольф, но он лежал на больничной койке, недостижимый и отделенный от меня дюжиной закрытых стальных дверей и целой армией полицейских. В какой-то момент я серьезно решил, что следует позвать Торнхилла и открыться ему, рассказать все с самого начала. Но я отбросил эту мысль так же быстро, как она появилась в моей голове. Все, чего бы я добился своим признанием, — это смена камеры в подвале Скотленд-Ярда на больничную палату в ближайшем сумасшедшем доме. Торнхилл просто не смог бы поверить мне, даже если бы очень захотел. При всем своем желании нормальный человек не в состоянии был воспринимать подобные вещи.
Я прислонился к холодной каменной стене, прижавшись затылком к ее влажной поверхности, и закрыл глаза. Мое тело нуждалось в отдыхе и требовало сна. К тому же я сам понимал: обстоятельства складывались таким образом, что мне все равно придется ждать в этой дыре до следующего утра, а может и больше. На моем счету значилось восемь трупов, и Торнхилл вполне может держать меня здесь до тех пор, пока не найдет другого, кто сравняет этот страшный счет.
Я вздохнул, перекатился на бок, стараясь поудобнее устроиться на твердых нарах, и скрестил руки под головой. Сон пришел почти сразу.
Вскрикнув, я резко подскочил, едва не свалившись с нар. В камере было темно как в могиле. Пока я спал, на город опустилась ночная тьма.
Снаружи послышались чьи-то приближающиеся шаги, затем в замке заскрежетал ключ и дверь резко распахнулась. В камеру заглянул молодой рыжий полицейский с квадратным подбородком и темными уставшими глазами. В правой руке он держал лампу, которую направил прямо мне в лицо.
— Что случилось? — спросил он. — Кто кричал, как будто его резали?
— Кричал?
Мне даже не нужно было притворяться, чтобы мой голос прозвучал достаточно искренне. Сердце бешено колотилось. Я с трудом мог сосредоточиться на словах полицейского.
— Да, черт возьми! — гаркнул он. — И я слышал это слишком отчетливо!
— Я… я не знаю, — солгал я. — Я спал. Возможно… это кто-то из другой камеры?
— Здесь больше нет никого, — ответил дежурный и, качая головой, наполовину прикрыл дверь. Не сводя с меня сурового взгляда, он сказал: — Не ломайте комедию, уважаемый, и лучше подумайте о том, что я тоже могу пошутить. Только вот не знаю, понравится ли вам моя шутка.
