Гунны исчезли так же быстро, как и появились. Они поспешно разобрали шатры и отправились через Вормс к Рейну. В их поведении не было ничего такого, что свидетельствовало бы об их намерении отомстить за свое унижение. Тем не менее принц был обеспокоен — Кримгильда, по его мнению, переживала скорее душевный надлом, чем облегчение. Она не жаловалась на то, что судьба, возможно, обрекла ее на одинокую жизнь, жизнь без супруга, но иногда взгляд девушки становился пустым, словно ее душа покидала тело, пытаясь найти успокоение в другом месте. В такие моменты Герноту казалось, что он не понимает сестру, и впервые в жизни у него появилось ощущение, что Кримгильда не полностью доверяет ему.
Погрузившись в безрадостные мысли, принц шел по галереям замка к сестре. Он надеялся наконец-то вызвать ее на откровенный разговор. Внезапно Гернот увидел подол черной юбки, скрывшийся за углом. Многие женщины низшего сословия носили при дворе темные платья, и все же он не сомневался, кто пытался убежать от него.
— Эльза?
Юноша ускорил шаг и, свернув за угол, разглядел стройный силуэт дочери Хагена, которая как раз добежала до каменных ступеней.
— Эльза! — громко позвал он, на этот раз увереннее.
Девушка замерла на месте, скорее испуганная, чем обрадованная.
— Принц Гернот…
Он все-таки догнал ее. Девушка не пыталась подняться по лестнице и поэтому казалась еще меньше, чем обычно. Сейчас она едва доставала ему до плеча.
Странно, но ему показалось, что именно Эльза переживала душевную боль, которую он ожидал увидеть в Кримгильде: ее стройное тело было совсем худым, почти прозрачная кожа — бледнее, чем обычно, а под глазами пролегли тени, свидетельствующие о проплаканных ночах.
— Я уже несколько дней тебя не видел, — сказал Гернот, стараясь не выказывать удивления по поводу ее жалкого вида.
— Единственное место, где вы могли бы меня увидеть, — это, несомненно, комната вашей сестры, — прошептала Эльза слабым голосом.
— Я нужен ей сейчас, — объяснил Гернот, неожиданно удивляясь, почему его слова звучат как попытка оправдаться.
— Ну… это естественно, — пробормотала девушка. — Вы всегда должны быть там, где нуждаются в вашей помощи.
— Мой отец вместе с Гизельгером и Гунтером собирается идти убивать дракона. Сейчас они разрабатывают план наступления, поэтому мне не хотелось бы им мешать.
Эльза отвернулась, очевидно не желая продолжать разговор. Гернот удержал девушку, взяв ее за руку. Ее запястье было не шире, чем рукоять его меча. Она взглянула на принца, словно в его прикосновении таилось какое-то обещание, и в этот момент Гернот совершенно забыл о том, что он собирался сказать. Все его мысли растворились, словно капля крови, упавшая в море.
— Я… я должен снова… идти… — пробормотал он.
— К ней, — с неожиданной ожесточенностью прошептала Эльза. — Потому что вы там нужны. — Она начала медленно удаляться от него.
— Эльза! — еще раз воскликнул принц, надеясь, что теперь он сумеет найти хоть какие-то слова.
Девушка снова остановилась.
— Да, мой принц?
Она часто называла его так, но сегодня эти слова воспринимались им как подарок.
— Я помню, что ты… обещала приготовить мне суп, — неуверенно произнес Гернот.
На тонких губах Эльзы появилась улыбка.
— С того самого дня, как вы попросили меня об этом, каждый вечер у меня на огне стоит горшок с супом для вас. И если бы вы только пожелали…
Эльза не договорила, боясь переступить границу, разделявшую их миры. Вместо этого она снова улыбнулась и быстро убежала. Ее шаги были совершенно бесшумными на каменном полу.
Она исчезла.
Гернот почувствовал с одной стороны облегчение, а с другой — изумление.
Мысль о том, что Эльза страдает по его вине, начала его мучить. Но почему?
— Тринадцать мечей на тринадцать человек! — в ярости кричал Регин. — И ни одним мечом больше! Слышишь?
Зигфрид в бешенстве ударил молотом по раскаленному мечу, который он прижимал щипцами к наковальне.
— Я… нужен королю!
Регин расхохотался.
— Именно ты? Зигфрид, он выбрал двенадцать человек, которые должны пойти с ним убивать Фафнира. Двое из них — его сыновья, а десятеро остальных — храбрые воины, показавшие себя во многих битвах. Король не стал тратить время на мысли о молодом кузнеце из леса Одина, который даже не знает, как пользоваться мечом!
От гнева, переполнявшего его, Зигфрид настолько сильно ударил по мечу, что тот разломался на две части.
— Разве я виноват, что ты не внял моим просьбам? — Глаза юноши сверкали, когда он смотрел на своего наставника.
Но Регин оставался неумолим.
— Я учу тебя тому, что нужно для твоей жизни, а не для твоей смерти! Ты же кузнец!
Зигфрид изо всех сил стал бить молотом по наковальне, так что после каждого его слова искры летели во все стороны:
—
Но Регин стоял молча, будто пытался осознать все, что услышал от своего подопечного. Когда же он заговорил, в его голосе чувствовалось не только спокойствие, но и явное облегчение.
— Да, ты не кузнец, Зигфрид. Раз уж сегодня настал тот день, когда я должен прекратить обманывать тебя и себя, то пусть так и будет.
— Э-э-э… Что?.. — опешил Зигфрид, чувствуя, как его гнев улетучивается. — Ты… со мной согласен?
Регин кивнул.
— Когда я взял тебя на руки из рук твоей умирающей матери, было очевидно, что ею рожден не кузнец. Волк остается волком, даже если его воспитывают овцой. И наваждение спадает, как только волк начинает чуять кровь.
Сердце Зигфрида билось так сильно, что кровь бурлила в его венах, стучала в висках, а перед глазами все плыло.
— Но тогда… кто я?
Регин устало пожал плечами:
— Я надеялся найти ответ на этот вопрос прежде, чем ты поймешь, кем ты не являешься. Мне это не удалось. Теперь мы должны надеяться на время и богов.
— Регин… мне жаль, если я… — пробормотал Зигфрид. — Я хотел бы стать хорошим кузнецом, пусть лишь для того, чтобы твои труды не пропали зря.
Регин натянуто улыбнулся.
— Ты хороший кузнец, Зигфрид, и я, как учитель, горжусь тобой. Но судьбу не обманешь.
Со вновь обретенной легкостью Зигфрид взял сломанный меч, чтобы его переплавить.
— Тогда, пока боги не укажут мне путь, я буду ковать железо в твою честь. Мечи для короля!
Очевидно, он был рад, что ему удалось избежать ссоры с наставником.
— Тринадцать мечей для тринадцати воинов, — еще раз напомнил ему Регин. — И никакого меча для тебя!
