— Ты явился, потому что позор тяготит твою душу, или тебе не терпится, чтобы я сделала это еще раз?
Гунтер подождал, пока дверь закрылась, а потом медленно подошел к постели и прорычал:
— Ты хочешь воина в спальне? Так пусть же наша любовь будет твоим поражением!
Брюнгильда попыталась его ударить, но он уклонился, схватил жену за запястье и, резко дернув ее руку вверх, прижал к подушке. Брюнгильда перекатилась на живот, но не успела поджать ноги, чтобы вскочить. В этот момент она почувствовала на себе тело короля, который прижал ее к кровати. Она попыталась ударить его левым локтем, но ее рука словно впечаталась в камень. Брюнгильда хотела повернуть голову, и снова какая-то сила вдавила ее в подушки, так что она едва могла дышать.
Гунтер приподнялся и грубо дернул за ремни, стягивающие платье. Болезненно впиваясь в тело девушки, они порвались не сразу.
— Гунтер, не надо… — прохрипела Брюнгильда. Его руки были повсюду; они задрали подол разорванного платья, сжали ее бедра, сдавили плечи, жадно впиваясь в каждый участок обнаженной плоти.
— Ты не хотела Гунтера, — рычал он, — что ж, получи своего короля!
Тело Брюнгильды напряглось, а мышцы стали твердыми, как дерево, но мощный удар по затылку лишил ее силы, с которой она сопротивлялась. Словно издалека, она услышала, как рвется ткань и падают на пол тяжелые кожаные штаны Гунтера. Грубая похоть переросла в грубое действие, и Гунтер взял свое право насилием.
Сердце и душа Брюнгильды были сломлены, но не ее воля. Воля королевы страдала от этих сильных рук, но она лишь отступила на время, поклявшись отомстить насильнику. Желание мести спряталось в ней так глубоко, что Гунтер даже не заметил его, когда грубо взял ее тело, словно замок, который нужно было штурмовать. Она не кричала, не умоляла о пощаде или, по крайней мере, об осторожности. Не было слез и плача, который должны были приглушить подушки. Жар и похоть грязного изнасилования длились недолго, и вскоре Брюнгильда почувствовала, как Гунтер, громко сопя, скатился с нее.
На кровати лежало два тела, но на подушки капал пот трех человек, а через несколько секунд дверь, словно от сквозняка, открылась и закрылась.
Кримгильда с нетерпением ждала короля, прикрыв свое совершенное тело тонкой простыней. Она надеялась, что стычка с парой нахалов утвердит Зигфрида в его мужественности, хотя, собственно, в этом не было никакой нужды. Когда бы Кримгильда ни вожделела Зигфрида, он дарил ей больше, чем она могла мечтать.
Один вид его сильного мускулистого тела, появившегося в полутьме комнаты, заставил ее задрожать и истекать не только потом. Но когда она увидела его лицо в слабом свете единственного факела, горячая страсть превратилась в холодный страх. Отбросив простыню, королева вскочила и поспешно подбежала к супругу.
Зигфрид дрожал. Он был бледен. Пот стекал по его вискам, словно он только что повалил дерево тупым топором. Казалось, он искал своими глазами ее глаза и в то же время старательно отводил взгляд.
Кримгильда обняла его, даря ощущение силы и уюта, и осторожно повела к кровати. Когда он упал на спину, она улеглась рядом с ним. Но стоило Кримгильде положить руку ему на грудь, как он тут же отодвинулся. Зигфрид застывшим взглядом уставился в потолок, будто увидел там какую-то картину, от которой никак не мог оторваться.
— Что с тобой? — мягко спросила Кримгильда. В ее голосе не было и следа упрека.
— Ложь — это чума. Она заразна и очень быстро распространяется, если ее не остановить. Она будет требовать все больших и больших жертв, — хрипло выдохнул Зигфрид, и впервые в жизни Кримгильда увидела, как он плачет. — Так учил меня Регин.
— О какой лжи ты говоришь? — волнуясь, поинтересовалась она.
Наконец Зигфрид повернулся к ней.
— С этой ложью я не хочу привести тебя и наш брак к краху. Я хочу говорить правду. Всегда.
Она губами сняла слезинку с его щеки.
— Говори, прошу тебя.
Он оперся на локоть, глядя во тьму комнаты.
— Гунтер… он на самом деле не победил Брюнгильду.
— Как? — с беспокойством в голосе спросила Кримгильда. — Гернот рассказал мне, что…
— Гернот может рассказать лишь то, что он сам видел и слышал, — перебил ее Зигфрид. — Но на Поле Огня и Льда был третий воин, который оставался невидимым. С помощью волшебного шлема нибелунгов я сделал так, чтобы поединок закончился в пользу Гунтера.
Подлость этого поступка Кримгильда могла оправдать лишь желанием Зигфрида жениться на ней. Именно это подвигло его на то, чтобы помочь Гунтеру. Ей трудно было смириться с этим, но любовь прощала и не такие поступки. Взяв влажное полотенце, Кримгильда вытерла им шею Зигфрида.
— Кто об этом знает?
Зигфрид печально взглянул на нее.
— Никто! Ни один человек. Я могу довериться только тебе, потому что не хочу строить нашу жизнь на лжи.
— А что произошло сегодня ночью?
Кримгильда подозревала, что чудовищное предательство по отношению к королеве Исландии — это лишь начало исповеди, которая должна была вывести зло на чистую воду.
Король Ксантена, терзавшийся от вины и отчаяния, сел, опустив голову в ладони.
— В постели Брюнгильда заметила, что Гунтер — вовсе не тот воин, который покорил ее на Поле Огня и Льда в Исландии.
Эта простая фраза заставила Кримгильду сделать вполне определенные выводы, и она побледнела от негодования.
— Так это Брюнгильда избила его в брачную ночь? — спросила она, чувствуя, как у нее участилось дыхание.
Зигфрид кивнул, мучаясь болью воспоминаний.
— Единственным выходом, который нашел Гунтер, было продолжение этого кошмарного розыгрыша.
В голове Кримгильды началась лихорадочная круговерть образов, перетекавших один в другой, танцевавших и искрившихся и в конце концов выстроившихся в ее сознании в той последовательности, в которой происходили последние события.
— Ты ведь не был в ее комнате, правда? — прошептала она внезапно осевшим, каким-то чужим голосом.
Когда Зигфрид, помедлив, кивнул головой, ей показалось, что ее разрезали мечом от горла до пупка.
— Скажи мне, что ты не был сегодня ночью в ее комнате! — с вызовом воскликнула Кримгильда.
Голос Зигфрида надломился:
— Ты хочешь услышать ложь и вызвать чуму, которая разрушит нашу жизнь?
Отвращение Кримгильды было слишком велико, чтобы она смогла найти в своем сердце хоть каплю понимания.
— Ты спал с Брюнгильдой?!
Зигфрид взглянул на нее красными от слез глазами.
— Нет! Никогда! Я держал ее, в то время как… Гунтер… Его соучастие в этом преступлении было не менее гнусным, чем поступок короля, и он замолчал, чувствуя отвращение к самому себе.
— Вон из моей комнаты, — сдавленно произнесла Кримгильда.
Ее муж и король понимал, почему она не желает видеть его рядом с собой, но в то же время ему так хотелось получить ее прощение…
— Любимая, но я думал, что это все… ради нас.
— Пошел вон, пока я не смогу свыкнуться с мыслью, что мой возлюбленный с моим собственным
