– Положитесь на меня, господин директор. Об этом я сам позабочусь. – Пружина схватил руку директора, протянутую Густафссону, и многозначительно пожал ее. – До свидания, господин директор. Привет! Рад был познакомиться!
Пружина сам проводил директора до двери. Когда входная дверь захлопнулась, он вернулся в гостиную, довольно потирая руки…
– Вот как с ними надо разговаривать. Что скажешь? Пятьсот крон в день! Теперь тебе ясно, что значит хороший менеджер?
– Он сказал, что доверяет мне.
– Подумаешь, доверяет. Все они доверяют. Какой же ты все-таки простофиля. Это первое, что я сказал, узнав, что ты угодил за решетку. Но теперь-то нас не проведешь.
Густафссон промолчал. В глубине души он уже жалел о свершившемся.
– Это событие следует отметить, – сказал Пружина. – После таких переговоров без этого нельзя. Я бился, как лев. Пошли в бар выпьем пива.
– В бар? – Густафссон покачал головой. – Не хочется.
– Тебе надо привыкать быть на людях. Идем, идем.
Пружина сделал шаг к двери. Густафссон нерешительно поднялся.
Когда они были уже в передней, отворилась входная дверь. Это вернулась Ингрид. С ней был и дедушка. Увидев, что Пружина еще не ушел, Ингрид испугалась. Но дедушка ничего не заметил.
– А вот и Пер, – сказал он. – И у него гость.
С каждой минутой Густафссон все яснее понимал, что совершил ошибку. Но, снявши голову, волосам не плачут. И сейчас, чувствуя болезненные уколы совести, он пытался храбриться.
– Почему же ко мне не может прийти гость? – спросил он. – Не все же только шарахаются от меня.
Дедушка с удивлением поднял на него глаза,
– Ты прекрасно знаешь, что дедушка так не думает, – ответила за дедушку Ингрид.
– Я, наверно, должен представиться, – вмешался Пружина. – Фредрикссон. Но зовите меня просто Пружина, меня все так зовут.
Дедушка пожал протянутую руку и пробормотал:
– Добрый день.
– Еще раз приветствую вас, хозяюшка, – продолжал Пружина. – И до свидания, теперь уже окончательно. Мы решили пройтись.
– Мы? – Ингрид уставилась на него.
– Ну да, мы с Густафссоном.
Он засмеялся, чтобы успокоить нечистую совесть.
– Но Пер должен обедать. Ему через два часа на работу.
– В мастерскую-то? О ней можно уже забыть.
Ингрид, которая собиралась повесить пальто, от этих слов так вздрогнула, что вешалка оборвалась.
Швырнув пальто на стул, она обернулась, беспокойно глядя то на одного, то на другого.
– Что это означает?
– Как это так – забыть? – удивился дедушка.
– Его ждут более важные дела, – объяснил Пружина. – Я тут устроил ему хорошенький ангажемент.
В первую минуту Ингрид потеряла дар речи.
«Кажется, я заткнул ей рот», – подумал Пружина.
Но он ошибся.
– Я вас просила выкинуть из головы все ваши глупости, – с плохо скрываемым гневом сказала Ингрид. – И даже не просила, я прямо сказала, что мне это не нравится. Что вы тут натворили?
– Ничего страшного не случилось, – смущенно сказал Густафссон. – Просто мне предложили другую работу, и я согласился.
– Какую работу? Неужели ты согласился выступать в парке?
– Нет, нет, хозяюшка, конечно, нет, – снова вмешался Пружина. – Я же знаю, что вам это не по душе. Нет. Просто он сменит работу. Теперь он будет продавцом, ничего позорного в этом нет. Будет продавать гардины и драпировки. Ему необходимо сменить обстановку. Стоять за прилавком – совсем не то, что строгать доски в какой-то вонючей мастерской, простите за грубое слово. Вот и все.
– Вы так полагаете?
Ингрид была в ярости. Но Пружина был не из тех, кто легко сдается.
– Все, клянусь вам. И ему будут хорошо платить за это. Пятьсот крон в день. Что вы на это скажете?
– Кто это платит продавцу пятьсот крон в день?
