А сколько он смастерил корабликов! Делал их из жестяных банок, пластмассовых пластинок, клеил из бумаги, лепил из глины. Самые же простые, долговечные и не тонущие вырезал из сосновой коры. Почти все свои кораблики пускал в речку, веря, что хотя бы один из них доплывет до моря. Он слышал, будто есть поверье: если попадет в море твой кораблик, мечта стать моряком сбудется.
Какой-то его кораблик вышел в море, мечта Кузьменко сбылась…
Кузьменко встал, подошел к самой реке, присел на корточки и опустил в речную воду руку. Река была теплая, теплей, чем море. Потом зачерпнул пригоршней воду и плеснул в лицо. Засмеялся – приятно-то как! Аир пах густо, пронзительно. Кузьменко раздвинул его, чтобы вырвать стебель потолще, и замер.
Он увидел кораблик. Кузьменко схватил его, оступился, набрал в ботинок воды. Кораблик был из сосновой коры, маленький, почти невесомый. Мачта – березовый выструганный прутик – тщательно вделана в палубу, а от вершины мачты шли к корме и носу крепления из тонкой медной проволоки. Это, конечно же, ванты. Есть и гафель – поперечная на мачте проволочка для флажка. На борту кораблика вырезано имя его строителя – Витя.
Сердце Кузьменко гулко забилось, точно встретился он со своим детством. Точно такие кораблики делал он и пускал их в речку. И точно так же вырезал свое имя Коля. Сколько их он отправил в неведомый путь и сколько их доплыло?
– Витя, – прочел Кузьменко вслух и попытался представить себе этого мальчика. Значит, и он мечтает о море, и он выбрал себе цель жизни – нелегкую морскую службу. А кораблик не доплыл, застрял в аире за какую-то сотню шагов до конца пути.
– Я тебе помогу, Витя, – сказал Кузьменко. Он взял кораблик и понес его к шлюпке.
Время летело быстро, пора возвращаться.
– Посмотрите, что я выловил в реке, – показал он товарищам находку.
Кораблик пошел по рукам. Каждый брал его осторожно, как что-то дорогое и хрупкое, рассматривал, и каждым овладевала легкая щемящая грусть, вызванная вдруг нахлынувшими воспоминаниями о детстве, когда они тоже мечтали о море.
– Может, это мой? – сказал один курсант. Он вертел кораблик в руках, внимательно искал приметы своей работы. – Я ведь тоже Витя.
Курсанты сели в шлюпку, заработали веслами. Шлюпка скользнула по воде, за кормой закипела белая струя. Кузьменко поставил кораблик на воду, тот качнулся, попал в струю и понесся назад, завертелся, задрожал, будто растерявшись перед беспредельным величием моря.
– Эгей! – вырвалось у Кузьменко, и чайки, начавшие пикировать на кораблик, испуганно бросились в стороны.
Солнце уже склонилось к закату, воздух поплотнел, потемнел, перестал струиться. Дальние покатые горы вырисовывались четче и тоже потемнели. Тонкие белые облака, заткав солнце, порозовели, в одном месте из-под них падал в море веер лучей, и море там, казалось, дымилось.
Море еле заметно поднималось и опускалось, оно дышало. Кораблик на его потемневшей глади можно было теперь увидеть только в бинокль.
Но Кузьменко все смотрел и смотрел туда и все думал о том неизвестном мальчике, пустившем к морю кораблик.
«Семь футов тебе под килем, – пожелал ему Кузьменко, – большого тебе плавания…»
РАДУГА НА СНЕГУ
Я приехал в этот морской город утром, когда утренняя заря уже догорала и солнце высунуло из-за сопки свой красный, как рубин, полукруг. На засыпанных снегом домах, сопках, причале, дорогах теплился розовый, с синими сумерками отсвет – цвет зимнего северного утра. Тихий морозец мягко холодил щеки, снег не скрипел под ногами, хотя был сухой и рассыпчатый.
Пассажирский катер высадил на причал кроме меня еще трех матросов и мичмана с девочкой, одетой в длинную саамскую шубейку. С разрешения вахтенного я оставил свой чемодан в контрольно-проходной будке и ушел искать штаб.
Город проснулся, окна домов светились тепло и уютно. По главной улице, ведущей к причалу, торопились на корабли к подъему флага офицеры и мичманы. Зная, что еще рано и в штабе никого не будет, я шел медленно, с любопытством разглядывая дома, магазины, людей. Еще когда ехал сюда, то думал увидеть город по-северному отличный, не похожий на те, где до этого мне приходилось жить. Я ждал экзотики. А пока что, кроме занесенных снегом, с округло-плоскими вершинами, сопок, на которые всползали улочки, ничего особенного я не увидел. Обычные улицы и дома, обычное небо и море…
Поднявшись по деревянной лестнице на одну такую узенькую улочку, где, как мне объяснили, и был штаб, я остановился. Стояло несколько одинаковых трехэтажных домов без вывесок, а где именно штаб, я не знал. Вблизи взрослых не было, только трое школьников, поставив на снег портфели, катались стоя с горки. У них я спросил о штабе.
Они, как по команде, остановились, начали разглядывать меня уж чересчур внимательно.
– А вы, товарищ лейтенант, только что приехали? – спросил мальчик в черной каракулевой шапке с морским «крабом».
– Приехал.
– Откуда?
– А что, это имеет значение?
Мальчик, не спуская с меня внимательных глаз, пожал плечами:
– Мы не знаем, где штаб. Спросите вон у офицера.
Из подъезда дома в этот момент вышел офицер.
– Товарищ капитан второго ранга! – закричали сразу двое. – Вот здесь интересуются.
И передали меня ему, как говорят, из рук в руки. Я объяснил офицеру, что приехал из морского военного училища на службу и мне нужен отдел кадров. Капитан второго ранга повел меня с собой.
– Бдительны ваши жители, – сказал я о детях. – Ничего не выпытаешь.
– В нашем городе все такие, – не без гордости заметил мой попутчик.
Этот капитан второго ранга, оказалось, и был тем начальником, к которому мне надлежало обратиться. Он привел меня в свой кабинет, взял мое направление.
– Будете служить на атомной подводной лодке… – Он назвал ее номер и фамилию командира лодки. – Только месяца два придется посидеть на берегу.
– Почему?
– Лодка в автономном плавании (Автономное плавание – продолжительное непрерывное плавание без пополнения запасов топлива, воды, продовольствия, боеприпасов, кислорода.).
Капитан второго ранга листал мое личное дело, прочитывал вслух все анкеты, справки, вдумчиво, не спеша, как бы стараясь запомнить их содержание.
– Комсомолец. Так, хорошо. Работал на шахте один год. Хорошо. В училище подводников был груп- комсоргом. В пионерском лагере – вожатым. Вожа-а-тым?.. Это правда? – посмотрел он на меня испытующе.
– Во время летних каникул. Два месяца.
Капитан второго ранга обрадовался.
– Вот такого мы как раз ищем. Вожатым в школу пойдете?
Я недоуменно развел руками: подводная лодка и вожатый! Нелепость.
– Понимаете, товарищ лейтенант, школа просит вожатого-офицера. Там же руководят пионерами одни девушки.
– А служба?
– Пока вы свободны от нее. А там дальше видно будет. Поработаете? Согласны?
Я подумал, поколебался, прикинул, что действительно эти два месяца, пока лодка в плавании, службой не буду занят, и согласился.
– Добро. Семь футов тебе воды под килем, – пожелал он мне по морскому обычаю.
