Он оказался в команде, как нельзя, кстати. Со всеми перезнакомился, успел завязать пару интересных контактов по бизнесу, растормошить и сплотить всю разношёрстную и разновозрастную компанию за штабным столом. И, к тому же, спеть полдюжины песен, которые вроде бы и не относились к теме дня, но пришлись весьма кстати своим настроем. Кроме того, он весьма недурно разбирался в электронной аппаратуре, и помог Жене при монтаже усилительной системы.
В момент появления Интеллектуала Вовец был увлечён разговором с Татьяной, которая исполняла роль хозяйки стола. Интеллектуала поразило, как за эти несколько часов расцвела и помолодела эта, изрядно потасканная, путана. Её спина распрямилась, она подтянулась, голова свободно откинута назад, глаза блестели, а щёки горели.
Она как будто разом сбросила и печать своей малопочтенной профессии, и груз тяжкой доли матери- одиночки. Словно опять была девушкой из нормальной семьи, студенткой старшекурсницей приличного ВУЗа.
– Ну и здоров же ты спать, Иваныч, – сказал Дубенков, сжимая Интеллектуала в объятиях.
– Георгий Олегыч, мы же уже здоровались, чего это ты вдруг снова решил, – засмеялся Интеллектуал, с трудом избавляясь от железных объятий Дубенкова.
– Так мы с тобою семь лет не виделись! Можно и поздороваться лишний раз!
– Ладно, коллеги. Все разговоры потом. Сейчас надо открыть наш праздник.
– Праздник? – умные твёрдые глаза питерского соратника Валеры Антощенкова, бывшего офицера ВДВ, выражали сомнение и ожидание подвоха.
– Да праздник, праздник! Никаких съездов и оргкомитетов! Мы просто пьём и гуляем в хорошем месте, в хорошей компании, в ночь на Ивана Купалу!
– Иван Купала, по-моему, 4-го июля.
– Или 6-го.
– Ну, значит, соберёмся ещё 4-го и 6-го!
– А спонсор оплатит?
Интеллектуал стал серьёзен.
– У меня, вернее у нас с ребятами, нет спонсоров. Но есть помощники и покровители.
– Кто же они, эти благодетели?
– Наши русские Боги и Творец Вселенной! И прошу не ёрничать по этому поводу! Мы просто не успели многое рассказать, но это так! А конкретно сейчас мы пропиваем гонорар за перевод и издание моей «Истории цивилизации и человека» в Европе. Можете верить, можете – нет. Впрочем, мы никого ни за что не агитируем.
За столом повисла тишина. Снизу от костров доносился гул разгорающегося веселья.
– Ну, ты даёшь, Иваныч, – прервал неприятное молчание Дубенков. – Прямо, как олигарх какой-то!
– В финансовом плане мне до олигарха далеко. А в других моментах им до меня далеко. Или я не прав, Валера?
– Прав, профессор. Извини, просто всё это удивительно.
– То ли ещё будет!
Из темноты вынырнул отсутствовавший дотоле Алекс – Кондор.
– Гномы начинают беситься! Надо проявить организаторский позыв!
– Женя, запись к трансляции готова?
– Да!
– А микрофон?
– Да!
– Включишь запись сразу, как только я закончу тост.
Интеллектуал вышел из огненной арки на помост. Заря догорала. И внизу было уже довольно темно. Меж костров наблюдалось активное шевеление. Он взял в руки микрофон, и над лугом разнеслось:
– Друзья, соратники, коллеги, господа, подруги! Мы собрались здесь просто потому, что нам хорошо вместе! Это только кажется, что, было бы много пива и вина – и хорошо будет со всеми. Это не так! Сказать такое может только быдляк, только голодный раб или холуй. Здесь таких нет! И мы собрались вместе – без чужих. Собрались, чтобы отпраздновать, по старому русскому обычаю, самую короткую ночь в году. Не более того! Но и не менее того! Ибо, без своих собственных праздников нет народа! Как нет его и без своих предков.
И… и без тех, кого с нами нет… Нет физически… Но они с нами! И мы знаем, что они рядом! И первую чашу пьём за них! Они будут веселиться эту ночь вместе с нами и нашими Богами!
Не чокаясь, земляки…
Интеллектуал замолчал, и над полем поплыли щемящие слова Харчикова.
Он стоял и не знал, что делать дальше. Вдруг из темноты вышла Татьяна. Интеллектуал поразился её виду. Она была закутана в простыню, накинутую как сарафан на голое тело. На голове её был венок, а в руках – огромная кружка с красным шампанским. Она подала Интеллектуалу кружку. И он выпил её до дна.
Снизу нарастал гул голосов. Он усилился ещё больше, когда песня Харчикова закончилась.