второй главе второй части нашей книги. Здесь же отметим лишь три очевидные особенности их развития.
Одну из них мы уже упомянули – это «интеллектуализация» процесса управления хозяйством и идеологического обеспечения сохранения государственных структур. Эта интеллектуализация имела для государства, которое поначалу было исключительно силовой структурой, вынужденный характер. Силовики и рационалисты-интеллектуалы постоянно соперничали в борьбе за способ осуществления власти, а следовательно, за своё участие в ней, смутная информация о чём дошла до нас в многочисленных легендарных сюжетах противоборства жрецов и воинов. Правда, независимо от исходов этой борьбы, шло общее увеличение знаний, которое иногда проявлялось в виде колоссальных скачков в науке и культуре.
Второй особенностью развития древнеземледельческих цивилизаций был процесс создания некой рациональной вертикали управления, когда соответствующий представитель государства обладал полномочиями фактического владельца территорий, людей и ресурсов. Здесь происходило постоянное противоборство двух тенденций. Изначально в древнеземледельческих деспотиях все земли и рабы были коллективной собственностью правящей верхушки. Мы можем наблюдать ярчайшие проявления стремления монархов и ряда элитных чиновничьих группировок сохранить этот коллективный, государственный характер всей собственности, как это происходило в древнем Китае, империи инков, Ассирии и том же Египте.
Однако естественное стремление знати подражать в своей обыденной жизни роскоши фараонов вело к появлению больших объёмов личной собственности. В этой ситуации управляющий-распорядитель не мог не путать свой карман с государственным. Несмотря на чудовищные репрессии (вспомним изощрённое антикоррупционное законодательство древнего Китая), распорядитель желал и становился владельцем хотя бы части вверенной ему в управление собственности. А где часть, там и целое.
В конечном итоге, чтобы сохранить единство в верхушке власти, фараоны, императоры, цари и т. п. вынуждены были узаконить собственность «на средства производства», говоря марксистскими терминами. А где собственность, там и согласование интересов, правила обмена и т. п. процессы, которые в итоге ограничивали возможности принятия произвольных решений самим государством.
Третьей особенностью развития древне-земледельческих цивилизаций был процесс постоянного притока людей из окрестных кочевых племён в силовые структуры, а оттуда и в аппарат высшей власти. Этот процесс начался тогда, когда крупные государства вошли в соприкосновение друг с другом. Оказалось, что недоедающее истощительно эксплуатируемое население этих государств не может обеспечить призывной контингент хорошего качества.
Многочисленность рабов-солдат не компенсировала их слабосилия (вспомним, что в зоне Каракумского канала и в Каракалпакии здоровые дети составляют менее 10 % от всех новорождённых). Привлечение в ударные воинские части здоровых кочевников вело к проникновению вместе с ними в среду правящего класса нелицемерной догосударственной системы ценностей.
Интересно отметить, что избавление от государственного гнёта прямо-таки с боем отвоёвывалось отдельными социально-профессиональными группами, волею судеб (или волею самого государства) оказавшимися на верхних ступенях общественной иерархии. Первое, что делает любая социальная группа, почувствовавшая свою силу, – это избавление от государственного гнёта. Различия в степени свободы от государства являются основой сложной системы реальных привилегий (говоря марксистскими терминами, системы классового неравенства), в рамках которой высшие классы отличаются от низших.
В идеале верхи всегда хотят быть полностью свободными от государства, стать этакими «аристократами» среди толпы рабов. Чего, как мы показали выше, быть не может в принципе. И подобные «аристократы» всегда становятся жертвами собственного бездумного эгоизма, хотя при этом могут быть весьма неплохо обеспеченными в бытовом плане. Ещё раз подчеркнём, что подобные «аристократы» ни в коей мере не являются истинными аристократами, жившими в догосударственное время, но лишь жалкими карикатурами на них.
Интересно отметить одну особенность подобного процесса «классового расслоения». Государство, часто будучи не в силах рассчитаться с притязаниями взявших силу социальных слоёв иными способами, попросту отдаёт им часть своих полномочий по эксплуатации единственного своего «неисчерпаемого» ресурса – населения.
Для внешнего наблюдателя или исследователя может показаться, что именно в интересах этих-то классов и создано само государство, что оно и его гнёт вторичны по отношению к гнету, обусловленному классовым неравенством. Именно это положение является одним из краеугольных камней марксизма.
Согласно же нашим логическим построениям все оказывается наоборот. Сначала формируется государство с присущей ему формой тотальной эксплуатации всего населения. А уже затем отдельные профессиональные группы, прежде всего сама бюрократическая верхушка, отвоёвывают себе особые, функционально не оправданные привилегии, этакие «вольности дворянства».
Если мы внимательно посмотрим на общеизвестные примеры происхождения различных привилегий в Средневековье, например, то увидим, что наша схема гораздо ближе к истине, чем марксистская. Возвышение того же служилого сословия начинается с его освобождения от налогов (его повинность – служба), предоставления в его пользование природных (прежде всего, земельных) ресурсов и завершается дарованием ему прав на сугубо государственную привилегию – эксплуатацию части лишённого всех прав населения.
Не все привилегированные сословия удостаиваются последнего из перечисленных «благ». Некоторые так и «застревают» на первых этапах социального восхождения. Например, стрельцы, или так называемые «посадские-беломестцы» в средневековой России. Впрочем, тут мы несколько забежали вперёд. Однако эти хорошо известные средневековые примеры достаточно показательны для понимания сути процессов, начавшихся ещё в древности.
Поведение низов в описываемой ситуации эволюции государственности сложнее. Они хотят по мере своих возможностей также освободиться от государственного гнёта. Однако если это не получается, то делаются попытки отобрать привилегии у верхов.
Именно равенство всех перед государственным террором является основой практически всех учений о «социальной справедливости». Отчасти это логично, ибо неравенство обязанностей перед государством является основой ненужного, с точки зрения целей общего выживания и процветания, усиления естественно обусловленного неравенства. С другой стороны, равенство перед государственным террором отнюдь не является гарантом благоденствия низов. Зачастую наоборот.
Тем не менее, в целом историю творят те слои, которые имеют реальную силу и которые, естественно, стремятся употребить её на освобождение от государственного гнёта. Именно поэтому с течением времени государство, как управленческая структура, скорее ослабляется, чем усиливается. Хотя иногда высшая бюрократия в союзе с низами устраивает «государственно-бюрократический ренессанс».
Однако современным государственникам всё же, к счастью, не удаётся полностью скопировать
