собеседники, два человека в штатском, свободно держащиеся в низких креслах, почти одновременно кивнули. А генерал продолжал:
– Без его поддержки, причем активной поддержки, никакого противодействия оранжевым не организуешь.
– А может заранее подготовить своих демонстрантов? – довольно живо предложил младший из штатских
Тот, что постарше, охладил его пыл:
– Организация демонстрантов это прежде всего вопрос денег и лишь отчасти энтузиазма потенциальных бузотеров. Но у наших потенциальных сторонников энтузиазма заведомо меньше. Значит, нам надо еще больше денег. А вот денег как раз больше у наших противников.
Он на минуту задумался и продолжил:
– Выход только один. Сорвать их планы самым решительным образом. Поломать игру так, чтобы ни о каких правилах, что гласных, что негласных, не могло быть и речи.
– Но как?! – недовольно откликнулся генерал.
– Давайте думать.
Генерал недовольно надулся. А младший из штатских к месту вспомнил анекдот про прапорщика: «Чего думать, трясти надо!». Он подавил улыбку, готовую уже тронуть его губы и произнес:
– А, собственно, зачем обязательно поддержка министра обороны. Можно справиться силами МВД.
– Не пройдет, – сразу отмел этот вариант старший. – Понимаете, надо или полное единство действий всех силовиков. Или поддержка президента. Но президент сдал игру. А единства среди силовиков нет. Так что надо напрячься.
И не думайте, дорогие товарищи, – он криво усмехнулся, – что удастся обойтись некими стандартными методами. Не выйдет. Придется думать, работать и рисковать.
– Ладно, Андреич, – проворчал генерал, – нечего тут агитировать и играть в таинственность. Наверняка у тебя уже все продумано. Давай, выкладывай.
– А, кстати, ты давно проверял эту комнату на предмет жучков?
– На прошлой неделе. Да и кто тут может их поставить?
Двое в штатском переглянулись.
– Не поохотиться ли нам, коллеги в ближайшие выходные?
– Давайте, – после небольшой паузы ответил генерал. – Но лучше порыбачить. Охотиться сейчас совершенно не на кого. Не сезон.
– Тогда порыбачим, – легко согласился старший.
«Болваны», – подумал уже знакомый нам сотрудник ФСБ. Который волею Богов на этот раз слушал кабинет генерала.
Западный ветер гнал низкую крутую вону. Она накатывала на мелководье и вскипала рядами бурунов, высота которых становилась все меньше и меньше по мере приближения к берегу. Где последний бурун лениво и бессильно лизал прибрежный песок.
Не так ли многие проекты постепенно теряют свою динамичность и рассеиваются, уходя в песок повседневности, – меланхолично думал Гийом де Круа, смотря на этот пляж на восточном берегу Ла Манша с террасы маленького прибрежного кафе.
Небо было пасмурным. Но было тепло. А по российским меркам так даже и жарко. Тем не мене, на пляже почти никого не было. В кафе тоже.
– О чем задумались, Гийом, – спросил его пожилой, но энергичный и моложаво выглядевший джентльмен, с которым мы уже встречались на страницах нашей книги.
– О тщете и суете жизни, дядюшка.
– Бросьте, Гийом. Это Россия подействовала на вас так. Кстати, я заметил, это колдовская страна. Большинство из тех, кто там побывал, меняются характером.
– При чем тут Россия, милорд?! Я был там всего несколько раз, да и то не подолгу, – почему-то с легким раздражением ответил де Круа.
– Ага, Гийом, вас задело мое замечание? Задело, признайтесь. А почему? Вы подумали, что своей репликой я чем-то покритиковал Россию. И вы сразу встали на ее защиту.
– Ваши построения слишком умозрительны, дядя. Расскажите-ка лучше, что намеревается делать ваша любимая черная красотка Прайс по интересующему нас проекту.
– Ну вот, Гийом. Сразу «любимая красотка». Это не корректно, князь.
– По отношению к кому, милорд? По отношению к потомку черных рабов, которая вертит потомками королей?!
– О, да вы реакционер, князь.
– Да, дядя! Да, черт побери! Я реакционер и я князь.
Он вдруг вспомнил русское выражение, которое долго объяснял ему Чугунов. И все-таки разъяснил, после чего де Круа смеялся до слез. Впрочем, после русской выпивки этот потомок королей вел себя как подросток. Но до чего же хорошо и тепло было в компании брата Петра, Зигфрида, этого военного преступника с лицом Вини Пуха, как его, Юрия, и всех остальных. Он чувствовал себя с ними своим. Но при этом оставался князем. И знал, что они это тоже знают. Он подумал тогда, что о своем титуле он частенько забывал в демократичном и политкорректном европейском обществе. И попросил Чугунова объяснить ему этот феномен. А тот сделал это в типично русском стиле. И вот повторяя афоризм Чугунова, де Куру с
