про что нахально хлещет кнутом проезжих?
Силас повернулся к торговцу, у которого на лице с нафабренными усами проступила бледность.
— Не ври, что мы тебя посадили плыть в лодке, — отпирался Эммануель.
— Как же тогда я оказался у берега, далеко отсюда, и кругом плескалась вода?
Анина в ужасе схватилась руками за голову.
— Ах ты, чертов щенок, да я тебя!
— Стой где стоишь, — отрезал Силас, когда Эммануель бросился было к нему, — а не то справедливость и в тебя швырнет какую-нибудь посудину, будь уверен. И на этот раз это верно будет что- нибудь потяжелее, чем фляга.
Это было сказано так внушительно и таинственно, что Эммануель сразу представил себе черные чугунные горшки и прочие тяжелые предметы, летящие ему в голову, и остановился. Но тут на него набросилась с кулаками Анина. Она готова была убить человека, собиравшегося сгубить ее сына. Силас никогда не видел свою мать в таком исступлении. Теперь этот добрый человек получил по заслугам.
Силас торжествовал, но вдруг что-то заставило его насторожиться. Сквозь шум и крики своей матери он расслышал слабый царапающий стук черепиц и понял, что Хромой Годик покидает свой наблюдательный пост. Силас, обрадованный, что больше не надо ждать, не мешкая направил коня на растерявшихся крестьян, которые шарахнулись в стороны, уступая всаднику дорогу.
Силас уже пустил было коня рысью, чтобы с чистой совестью покинуть эту деревню навсегда, но вдруг за поворотом увидел, что возле последних домов улица загорожена. Пока народ шумел у дома Эммануеля, незаметно подъехала жена рыбака и поставила свою телегу с лошадью поперек улицы так, что всаднику было никак не проехать.
Маленькая коротконогая коняга рыбака, словно понимая, чего от нее хотят, вцепилась в косяк двери, а хозяйка встала позади телеги, чтобы не дать Силасу ускользнуть, и он оказался запертым в сравнительно небольшом пространстве между вонючей телегой рыбака и толпой деревенских жителей.
Вид у жены рыбака был далеко не приветливый. На облучке сидела Мария, съежившись и вцепившись в вожжи, как ей было велено. Впрочем, она могла бы этого не делать. Силас был уверен, что это совершенно напрасно. Он понял нрав этой клячи. Она ни за что не отпустит дверной косяк, покуда не изгрызет его.
Старая карга была вне себя от радости. Теперь-то он попался, на этот раз ему не ускользнуть.
Увидев, что рукава ее платья были закатаны выше локтей, Силас поежился, и по спине у него побежали мурашки. «Нет, уж лучше пускай кляча укусит меня за ляжку», — подумал он, направляя вороного прямо на лошадь.
— Ну ты, дохлая кляча, — пробормотал он, подъехав.
Лошадь неутомимо грызла дерево желтыми, выдающимися вперед зубами, косясь на Силаса одним глазом. Видно, она решила изгрызть как можно больше дерева, пока здесь стоит, и земля вокруг уже была усыпана мелкими щепками.
Силас не знал точно, чей это дом, но искренне желал, чтобы это был дом Пепе.
Позади него стояли, выжидая, крестьяне. Ситуация пока еще была неясна, но новые события явно назревали.
— Почему вы его не хватаете? Какого черта вы ждете? — нетерпеливо заорала рыбачка.
Силас слышал, что они приближаются неуверенным шагом. Ни один из них не осмеливался подойти первым, они сгрудились в кучу и явно не торопились, а может быть выжидали, что найдется смельчак доброволец.
Силас ласково уговаривал рыбацкую коротконожку подвинуться немножко. Это была единственная возможность проскочить, но маленькая коняга продолжала свою работу по дереву, будто ничего не слышала.
— Кончай дурака валять! — решительно потребовал Силас.
Лошадь лишь глянула на него сквозь нависшую на глаза гриву.
— После опять будешь грызть, — пообещал он.
Лошадь приподняла губы, обнажив оскал зубов, словно улыбаясь, поглядела на него одним глазом сквозь упавшую на морду гриву и отгрызла еще одну длинную щепку от уже порядком обезображенного дверного косяка. Казалось, ей это было необходимо.
Силас невольно почувствовал определенную симпатию к этой скотине, хотя она делала его положение затруднительным и опасным. Но ведь он справлялся с настоящими, большими лошадьми, неужто не совладает с этой маленькой упрямицей?
Он осторожно вытащил из-под рубашки флейту и направил ее на голову лошади. Сейчас он заставит ее услышать такое, чего она не слыхивала за всю свою жизнь. Да, но ведь и вороной…
Краем глаза он увидел, что при первых самых обыкновенных звуках флейты рыбачка начала трястись и плеваться. Может, ей просто не нравилась такая музыка, но может, она считала, что он напугал своей игрой безглазую Марию, когда та доила козу. Видно она думала, что он будет играть так же, как тогда. Но крестьяне, стоявшие позади него, еще не были знакомы с его флейтой, они замерли, услыхав странные звуки, и, слегка повернув назад голову, Силас увидел, что они застыли на месте.
Странные звуки потекли из-под его пальцев. Они предназначались для упрямой лошади, но кажется, больше действовали на вороного, которого он с усилием удерживал возле стены дома, чтобы проскочить вперед, как только лошадь рыбака подвинется или хотя бы отпустит косяк.
Женщина, стоявшая у телеги, крикнула мужчинам, чтобы они поторапливались. Но они не двигались с места, не понимая, в чем дело.
— Сама поторапливайся, — крикнули ей из толпы.
Силас заиграл еще громче, вороной затанцевал, рыбачка отпустила телегу и кинулась к толпе, чтобы объяснить хорошенько, что надо делать. И в тот же миг лошаденка перестала грызть косяк, но вовсе не для того, чтобы посторониться. Ей понадобилось разглядеть поближе, что такое Силас держит в руках. Мария почувствовала, что лошадь начала двигаться, в страхе дернула вожжи, но коняга и не подумала слушаться.
— Стой на месте, — скомандовала девочка тонюсеньким, еле слышным голосом.
Ее мать, размахивая руками, показывала на него мужикам, что-то неразборчиво и бестолково кричала, и Силас уже решил было, что пока она там, он проскочит. Но звуки флейты в самом деле произвели на лошадь неотразимое впечатление. Флейта ее явно заинтересовала, она вытянула шею, чтобы схватить предмет из рук Силаса. Когда же он легонько шлепнул ее по морде, она оскалила зубы. Флейта ей понадобилась во что бы то ни стало.
— Нет, ты ее не получишь, — сказал Силас и направил резкий, неприятный свист прямо ей в пасть. Это понравилось удивительной кляче еще больше, и единственный выход был протиснуться силой. Ведь конь, на котором он сидел, был намного больше и сильнее.
Только теперь неповоротливые мужики сообразили, что мальчишка вот-вот ускользнет, загалдели и всей толпой бросились к нему. Оставался последний шанс. Силас сильно сжал ногами бока вороного и, послав его вперед, одновременно извлек из флейты особый долгий звук. Вороной рванул с места и проскочил.
«Пешком они меня не догонят, — подумал Силас, — а когда кто-нибудь из них догадается оседлать коня, я буду уже далеко».
К своему удивлению, он увидел, что рыбацкая лошаденка развернулась вместе с телегой и скачет рядом с ним. Силас поддал пятками в бока своего иноходца, чтобы она отстала, но отделаться от этой скотины оказалось не так-то просто. Настырная лошаденка бодро бежала рядом с вороным, словно так и было задумано.
Силас пустил коня галопом, лошаденка тоже перешла на галоп, с грохотом волоча за собой телегу. Мария побледнела и, отпустив вожжи, вцепилась в телегу.
— Да придержи ты лошадь, растяпа, — сердито прокричал Силас, — не умеешь, что ли, править?
Ему казалось, что если он остановится, эта коротконожка поднимет передние ноги, как собака, и, дыша ему в лицо, попытается отнять флейту, которая была давно спрятана под рубаху. В какой-то сумасшедший миг ему даже захотелось сунуть флейту в пасть этой скотине, чтобы оторваться от нее. Он обернулся и бросил взгляд на дорогу. За ним бежала вся деревня, а во главе толпы трусила жена рыбака,
