Я спустилась в винный погреб, занятая своими мыслями – где же все-таки может быть этот проклятый клад… Никогда не думала, что кладоискательство, прежде казавшееся мне всего лишь темой, достойной пера Стивенсона, и в реальной жизни окажется столь же захватывающим делом.
Итак, я сделала все, чтобы разрушить охраняющие графский клад чары. Если заклятье старой Сычихи и вправду подействует, клад должен нам каким-нибудь образом открыться… Вот только каким? Ну да уж высшие силы наверняка сами что-нибудь придумают.
Господи, о чем это я? Неужели здешние странные места стали оказывать пагубное влияние на мою психику и я медленно схожу с ума? А я ведь прежде имела нахальство гордиться своим здравомыслием!
Ладно, сейчас на очереди маленькое практическое дело – выбрать из неисчислимых запасов бутыль с подходящим для нашей компании напитком, а о мистических тайнах можно пораскинуть умом и после, на досуге.
Погромыхав связкой ключей, я вставила в замок знакомый ключ с витой головкой и распахнула дверь. Пламя моей свечи дрогнуло и потянулось внутрь погреба. На всякий случай я заложила в дверной проем, поближе к притолоке, связку с ключами – она не даст двери захлопнуться от сквозняка.
В этот раз внутреннее убранство погреба можно было рассмотреть гораздо лучше – кроме огонька свечи, слегка разогнавшего тьму, в него проникали еще и тонкие снопики света из маленьких вентиляционных отверстий под потолком. На улице-то как-никак белый день…
Я осмотрела стены, уставленные огромными старинными бочками. Вероятно, они установлены здесь в незапамятные времена. Небось и пресловутый Анин щур их помнит, а уж при дедушке – балканском герое они точно были… Ой, мамочки, что-то мне эти бочки напоминают… И я уже понимаю, что именно!
И тут у меня перед глазами, словно на экране кинематографа, развернулся чертеж покойного графа, тот самый, с загадочными кругами (я так часто разглядывала эту бумагу, что могла воспроизвести ее даже с закрытыми глазами).
Ну, конечно, если эти бочки нарисовать на схеме в виде кругов (а как иначе? цилиндры делали бы разгадку клада слишком очевидной!), то все совпадает! Сколько их тут? Одна, две, три, пятая, восьмая… Ей-богу, если граф не зарыл дедовское сокровище в собственном винном погребе, то меня можно считать полной идиоткой (а хочется верить, что это не так!).
Впрочем, пожалуй, некоторые основания заподозрить меня в идиотизме все-таки найдутся – иначе столь очевидная вещь пришла бы мне в голову раньше. Надо же, искать сокровище где угодно, не вспомнив о том, что находится буквально под самым носом!
Чувствуя, как от лихорадочного возбуждения путаются мысли, я кинулась наверх…
– Леля, мы уже заждались! Хотели пойти поискать тебя в погребе, думали, снова что-то случилось, – с тихим упреком сказала Аня. – А где же вино? Ты забыла взять бутылку?
– Что? Вино? К черту вино! – Сумбур в моей голове был чреват приступом косноязычия, и мне потребовалось несколько секунд и два-три глубоких вздоха, чтобы взять себя в руки. – Валентин, бери заступ. Пойдемте в погреб, мои дорогие. Я кажется знаю, где Анин дедушка зарыл ларец с дарами императрицы.
– Боже, Леночка, неужели твои мистические обряды и молитвы с севера на юг подействовали? Тебе что, удалось расколдовать заговоренное сокровище? – недоверчиво хмыкнул Салтыков.
– Потом, потом, обо всем поговорим после, – невежливо перебила я старого приятеля, уверенная, что сейчас мне простят все что угодно. – Я сама еще ни в чем до конца не уверена, но давайте все же поторопимся! Так, белая свеча, спрын-трава и «петров крест» у меня с собой… Да, запомните, пока мы будем искать сокровище, нельзя разговаривать и оглядываться назад. Аня, слышишь, это особенно важно – ни в коем случае не оглядывайся назад и не смотри на то, что у тебя за спиной! И еще – не удивляйтесь, если я вдруг начну читать долгие молитвы. Это вовсе не потому, что я собираюсь впасть в религиозный экстаз. Просто так надо. Это обязательная часть старинного обряда! Ну что ж, господа, вперед!
– Как скажете, мадам ясновидящая, – поклонился Валентин. – Одной лопаты нам хватит?
– Надеюсь, да.
Вереницей, один за другим мы спустились в подвал. Постучав по бочке, под которой, как мне казалось, должен скрываться клад (на плане в этом самом месте на круге стоял крест), я обнаружила, что она пуста.
Боже, неужели мои смутные надежды начинают сбываться? Вдвоем с Валентином мы сдвинули бочку с места. Боясь произнести хотя бы одно слово, я знаками попросила Салтыкова копать.
Аня, стоя сбоку, держала свечу, но от волнения у нее так дрожали руки, что наши тени метались по стенам как живые. К тому же мне постоянно казалось, что прямо в затылок кто-то дышит, и леденящие дуновения достигали моей кожи… Наверное, это нервы или просто сквозняк. Мне легче было думать именно так, ведь оглядываться назад все равно нельзя.
Валентин успел копнуть всего-то десяток раз, как лопата ударилась обо что-то твердое. Оказалось, это крышка старого дубового сундука, окованного полосами меди. Да, это не тот жалкий, грубо сколоченный ларчик с медяками, находка которого чуть не обошлась мне слишком дорого. Это нечто весомое, во всех смыслах…
Тут уж и у меня задрожали пальцы, а Аня сдержанно застонала, чуть было не выронив свечу. Валентин, торопясь, откопал верх сундука, так, чтобы можно было открыть крышку, и сбил лопатой петли замка.
Внутри был огромный, чуть ли не вровень с сундуком, старинный ларец, обитый попорченным от времени и сырости сафьяном с потускневшим золотым тиснением.
Валентин, морщась от боли в разбитых ребрах, вытащил ларец наружу и уже прилаживался взломать извлеченным из кармана перочинным ножом замочек в сафьяновой крышке, но я молча остановила его руку и забормотала слова молитвы-заклинания «Господь Бог впереди… », которой научила меня Меланья. Никто из моих компаньонов по кладоискательству мне не мешал – они как завороженные смотрели на ларец и, может статься, даже плохо понимали, что я бормочу.
Так, теперь следовало еще сорок раз прочесть «Отче наш», а это испытание было не из легких… Во- первых, трудно произносить канонический текст, стараясь не сбиться, и одновременно в уме отсчитывая, сколько именно раз молитва была прочитана и сколько еще осталось; а во-вторых, дорогие спутники, очнувшись, все же усомнились в моем душевном здоровье (судя по выражению их лиц), и я боялась, что
