В следующий миг он снова гыкнул и выронил бутылку. Нелепо растопырил руки, повернулся к остальным.
Реми поняла, что сквозь скотч на губах ей не прокричаться, поэтому лишь посильнее стиснула зубы.
На горле у Чудовища сидел черный паук и перебирал мохнатыми лапками.
Бандиты рванулись к подельнику. Его обезображенное лицо почернело, глаза вылезли из орбит, а на губах выступила пена.
— Снимите с него это дерьмо! — прикрикнул Жерех. — Руками только не трогайте!
— Мачете давайте! Или нож! — отозвался Лазарус.
— Используйте репеллент, — посоветовал Профессор Колбасинский.
— У меня же перчатки от скафандра с собой! — воскликнул Марашек и полез в свой рюкзак.
Тем временем проводник пришел в себя. Поморгал выпученными глазами, глядя на корчи Чудовища, зашлепал бородавчатыми губами. Потом протянул руку, схватил паука за головогрудь, поднес ко рту и одним движением откусил вытянутое брюшко.
Бандиты выругались, а Лазарус рассмеялся:
— Паук прикончил Чудовище, а туземец — паука. Круговорот дерьма в природе!
Чудовище перевернулся на бок, залопотал, точно был мертвецки пьян. Потом вдруг с силой оттолкнулся от известняка, вскочил на ноги. Выхватил из кобуры «кольт» и давай стрелять во все стороны.
Скворцов толкнул Реми, заставил повалиться носом в известковую пыль. Марашек прикрылся рюкзаком и упал на спину, Лазарус отпрянул к стене и медленно осел, оставляя на камне кровавый след. Жерех и Колбасинский метнулись в разные стороны, в движении вынимая револьверы. Лишь проводник остался безучастным: поднял прозрачные веки, чтоб каменная крошка не попала в глаза, да продолжил себе пережевывать паучье брюшко, а остальное, головогрудь с конечностями, бросил под ноги.
Чудовище повернулся к пленникам. Реми увидела, что на его морщинистой шее вздулся багровый, точно раскаленное железо, пузырь.
Дуло «кольта» Чудовища смотрело прямо на нее; оно почему-то оставалось темным, хотя бандит не прекращал нажимать на спусковой крючок. Барабан уже опустел, но Чудовище не обращал внимания на это обстоятельство.
И в следующий миг Жерех и Профессор Колбасинский всадили в подельника по паре пуль. Полоумный проскрежетал что-то сквозь пену, клокочущую на губах, а потом рухнул ничком.
— Лазарус! — спохватился Жерех; он опустился на одно колено, пистолет в руке главаря дымился.
— Живы будем, пока не помрем, босс, — отозвался Лазарус. — Еще одна дырка в шкуре… Сгодится для вентиляции… — Он крякнул и стащил через голову пропитанную кровью рубаху. — Чудовище всегда стрелял, как педик.
— Хм… — Колбасинский склонился над раненым; бронебойная пуля прошила плечо Лазаруса навылет. — Я предполагаю, что токсины этого членистоногого спровоцировали у нашего монстра тестостероновый прилив, Чудовище буквально захлебнулся гормоном агрессии.
— Кончай жужжать, Профессор, — отмахнулся Жерех. — Я тебе не за то плачу! Поднимай Лазаруса, он нужен мне живчиком сейчас же! Марашка!
— Да, босс! — откликнулся краснобородый.
— Собирай тепловое ружье и шагай вперед. Увидишь паутину — жми гашетку.
— Заметано, босс!
— И смотри, чтоб эта дрянь тебе на котелок не свалилась.
— Ладно…
Марашек ушел, пошатываясь от тяжести ручного излучателя, который он собрал из частей, что несли в рюкзаках подельники. Через несколько секунд в глубине известкового замка ахнуло, пронеслась вдоль стен волна горячего воздуха. Жерех схватил Скворцова за плечо, поставил на ноги. Ремине повезло меньше — бандит поднял ее за волосы.
— Поднажмем, мои хорошие! — прошипел он Реми в ухо.
…Все смешалось в ее голове. Нелепый адюльтер О’Ливи и Грезы, кровь Чудовища, разбрызганная по стенам, молниеносные перемещения львиной звезды, запахи рифового леса, нечеловеческая усталость. И жара, жара, жара…
Реми сильно тошнило, но рот был заклеен, и ей ничего не оставалось, только с шумом втягивать воздух носом. И спешить, спешить, спешить… Навстречу неизвестно чему. Но вряд ли чему-то хорошему.
…Вода наполняла чаши окаменевших ракушек, срывалась вниз сверкающими струйками, и снова — в ракушки, а потом — по размытым желобам, куда-то в глубь барьерного рифа.
Проводник, увидев воду, заворчал горлом. Его кожа из светло-зеленой стала белесой, прозрачной. Он задрожал и бочком, точно завороженный, двинулся к водопаду.
Марашка отодрал скотч от губ Реми. Она сейчас же кинулась к воде. Подставила под струю чумазое лицо и принялась жадно пить. Через несколько секунд к ней присоединился и Скворцов. А рядом с ними плескался аксла, раздувая горловой мешок и громогласно фыркая.
Наконец Реми утолила жажду и освежилась. В голове сейчас же прояснилось. Она поняла, что находится на плато, окруженном трубчатыми вершинами дендрополипов. Дендрополипы были оплетены толстенными, словно канаты, вьющимися водорослями, к их пестрым стволам прикипели узорчатые раковины. Прямо над плато сияло солнце; казалось, что оно висит так низко: протяни руку — и сорвешь с неба.
— Реми, как вы себя чувствуете? — спросил Скворцов; егерь старался говорить тихо.
— Меня немного мутит, и ноги очень болят, — призналась Реми. — Куда нас ведут, Эндрю?
— Простите меня, Реми, — егерь опустил глаза.
— Эндрю?
— В атолл Алехандро следовало добираться другим путем.
Реми мотнула головой.
— Не смейте винить себя, Эндрю. Я уверена, что вы действовали, как было нужно.
— Да уж… — вздохнул Скворцов и быстро огляделся.
Лазарус уселся на рюкзак. Он подставил плечо Колбасинскому и закурил самокрутку. А Профессор, высунув от усердия язык, принялся латать рану. Взгляд Лазаруса постепенно терял осмысленность. Либо это действовал укол, сделанный Профессором, либо в самокрутке тлела забористая травушка. Марашек положил тяжелое тепловое ружье на землю, снял с плеча дробовик и принялся прохаживаться по площадке, поглядывая по сторонам. Его красная борода была от пота мокрой, как половая тряпка. Босс Жерех стащил с ног разношенные ботинки, размотал портянки и с недовольной миной оглядел кровавые водянки на ступнях. Вынул из кармана пятнистых брюк плоскую флягу, приложился к горлышку.
— Реми! — шепотом позвал Скворцов. — Реми, послушайте меня!
— А? — вяло отозвалась Реми.
— Реми, это симмонсы, — сказал егерь еще тише. — Реми! Понимаете, это симмонсы!
Жерех оторвался от созерцания водянок, повернулся к пленникам. Несколько секунд он смотрел на Скворцова, потом поманил пальцем.
— Слышишь, братка… А ну, подойди сюда.
Симмонсы… Реми лихорадочно вспоминала. Симмонсы. Космические бродяги. Террористы. Только не идейные, а ради денег. Наживы ради… Рейдерствуют на окраинах обжитого пространства. И жители дальних колоний темнеют лицами при упоминании о них.
— Ты, наверное, чешешь репу, мол, чего это я до сих пор жив? — сказал Скворцову Жерех. — Ты пришил Патрика и Китона, сука. За это я бы съел твою печень у тебя на глазах. Но на твою немощь у нас есть свои виды. Повернись! — Он вынул нож-бабочку. — Наклонись… Да не дрожи так, сладкий! Это не то, к чему ты привык!
Он рассек скотч, которым были стянуты запястья Скворцова.
— Повернись! В глаза мне не смотри! Жить хочешь, скунс? В глаза не смотреть, я сказал!
