Крот порадовался не только общему тону и настрою писем, но и твердому, уверенному почерку Рэта — каким он писал в молодости. Все говорило за то, что Рэтти действительно нашел свое счастье в авантюрных путешествиях по экзотическим странам.
А потом письма перестали приходить. Душа Крота начинала соглашаться с доводами разума, утверждавшего, что скорее всего писем больше не будет никогда. И Крот был счастлив тем, что последним образом старого друга, оставшимся в его памяти, будет Рэт, спасающий очень важную птицу от каких-то там «галер».
Нельзя сказать, чтобы Крот сильно сдал за последние годы. Он действительно стал меньше двигаться и суетиться, но спокойствие только пошло ему на пользу, а движения ему по-прежнему хватало. Да, видел он теперь хуже, чем раньше, но все же достаточно хорошо, чтобы полюбоваться пейзажем или порадоваться улыбкам растущих внуков. Слух его тоже утратил былую остроту, но не настолько, чтобы Крота поутру не мог разбудить птичий хор, а сам он не мог восхищаться песенкой козодоя, сидя вместе с Племянником на крыльце, с укутанными пледом ногами и с кружкой горячего чая в руках.
И все же что-то в настроении Крота тревожило Племянника.
— Он стал грустным и молчаливым, даже со мной почти не разговаривает, — пожаловался Племянник своей супруге одним сентябрьским днем. — В конце месяца у него день рождения, и не дело встречать праздник в таком настроении. Я бы хотел выяснить, что с ним, и по возможности помочь ему. Слушай, поговорила бы с ним ты, а? Может быть, тебе он откроет душу?
Супруге Племянника не пришлось долго ждать подходящего момента. На следующее же утро, когда сам Племянник ушел по делам, Кроту принесли письмо. Откуда оно пришло, можно было не спрашивать; достаточно было одного взгляда на египетские почтовые штемпели и переадресовку из Кротового тупика.
Крот вскрывал конверт со странным предчувствием: дело в том, что адрес и его имя были написаны чьим-то незнакомым почерком. Но вложенный в конверт лист был исписан знакомой рукой Рэта, однако — судя по строчкам и буквам — Рэта тяжело больного, страдающего от какого-то жестокого недуга.
И тогда Крот заплакал. Плакал он горько и долго, изливая все слезы, накопившиеся с тех пор, как Рэтти уехал с берегов Реки.
Он плакал, шмыгал носом и вытирал слезы, потом поговорил о старых добрых временах, а потом немного поел и попил свежезаваренного чаю.
Наконец он вытер последние слезы и сказал:
— Я, наверное, просто старый глупый Крот. В конце концов, все проходит, и все мы не вечны в этом мире.
— Вы вовсе не глупый! — твердо возразила супруга Племянника. — Никому из нас и в голову не придет назвать вас так.
— Подай мне, пожалуйста, пальто, — попросил ее Крот. — Что-то мне захотелось прогуляться вдоль нашей Речки.
— Можно я пойду с вами?
— Я был бы очень рад, если, конечно, у тебя есть время и тебе не скучно со мной.
Крот, благодарный и растроганный, повел невестку к Речке, которая текла в этих местах быстрее, чем старая Река, а вместо ивовых зарослей по ее берегам росли другие — высокие, раскидистые — деревья, листья которых только-только начали окрашиваться в осенние тона.
Он долго стоял у самого берега, глядя в журчащую воду, сжимая в одной лапе прощальное письмо Рэта, а другой опираясь на трость.
— Рэтти умел и любил говорить с нашей Рекой, — вздохнул он, — и частенько повторял, что она может рассказать все, о чем ты ее спросишь. Надо только… только…
— Только что? — спросила его спутница.
— Несколько раз я и сам слышал ее голос, ее беззвучную песню, — почти шепотом сказал он. — Наверняка я уже рассказывал, что это она посоветовала мне настоять на том, чтобы Рэтти уехал. Я послушался ее, послушался. А потом я слышал ее, когда она пела прощальную песню в тот день, когда Рэт уплывал вниз по течению. Но даже тогда…
— Что тогда? — переспросила невестка.
— Даже тогда в голосе Реки, в ее песне не было слышно слов прощания навеки. Наоборот, Река пела мне о счастливом возвращении моего друга, о том, что, наплававшись по морям и чужим странам, он непременно вернется домой живым и здоровым. Я уверен, уверен, что правильно понял ее! И что? Вот смотри, что написано в письме.
Развернув листок, Крот поправил очки и перечитал письмо.
— Нет, все равно я не верю! — не столько слушательнице, сколько самому себе сказал Крот. — Письмо написано полгода назад, и, как бы тяжело ни болел Рэт, я уверен, что он выздоровел, как в свое время Мореход. Река не могла обмануть меня, не могла ошибиться. Я уверен в этом!
Потоптавшись на месте, он вдруг сел на траву у самой кромки воды. Супруга Племянника собиралась уже последовать его примеру, но подошедший Племянник поспешил отвести ее в сторону.
— Давай дадим ему побыть одному, — сказал он. — Пусть он попробует поговорить с Речкой, как это делал Рэт и как это иногда удавалось дяде. Пусть он посидит и постарается снова услышать ее беззвучную песню.
Крот сел, прикрыл глаза, поднял лапы, как обычно делал Рэт, и прислушался к Речке, пытаясь расслышать ее безмолвную песню, в которой поется о судьбах тех, кого она любит.
Долго сидел он так, почти неподвижно, а когда встал и обернулся, в глазах его светилась уже подзабытая решимость и целеустремленность.
— Рэтти, — прошептал он, а затем, стряхнув с себя оцепенение, пояснил: — Он возвращается. Я знаю. Он жив, но ему плохо, очень плохо. Я должен его встретить, должен быть там,
Племянника не пришлось долго убеждать. Крот, столько раз помогавший друзьям и знакомым в самых рискованных предприятиях, теперь сам нуждался в поддержке, потому что совершить предстоящее путешествие одному ему уже было явно не под силу.
— Договорились, — кивнул Кроту Племянник. — Я все организую, и к твоему дню рождения мы будем на месте.
— К дню рождения! — воскликнул Крот. — Рэт никогда не забывал про этот день. И если он спешит домой, то наверняка приложит все усилия, чтобы не опоздать к очередной годовщине. Я… мне очень нужно быть там вовремя…
Племянник собрал для разговора Портли, внука Барсука и Мастера Тоуда. На этом совещании было единогласно решено, что вся компания поедет вместе с Кротом туда, где все они жили раньше. Одно путешествие с такими сопровождающими должно было стать для Крота прекрасным подарком на день рождения.
Еще одним подарком к предстоящему празднику оказалось для Крота возвращение после очередной поездки на светские курорты самого Тоуда домой — для тихого отдыха и лечения. И хотя в последнее время Тоуд передвигался по большей части в кресле-каталке, он заверил всех, что примет личное участие в
