Тоуд-триумфатор

Тоуду, снова охватило его. Крот повернул обратно и побрел, одинокий и несчастный, в Кротовый тупик. Там, не вступая ни в какие разговоры с Племянником, он утешился, забывшись сном.

Именно за Крота, а вовсе не за Тоуда следовало беспокоиться обитателям Берега Реки. Было совершенно ясно, что вот уже несколько недель, как прежний жизнерадостный Крот изменился. Об этом знал его Племянник, знал и Рэт, да все на Берегу Реки знали! Что там говорить, даже он сам, кажется, это знал. Но никто, в том числе и сам Крот, не понимал, что произошло.

Племянник не находил объяснения, и никто из друзей Крота не был в силах помочь. Рэт, например, вообще не мог взять в толк, что происходит, и лишь раздражался и терял терпение по мере того, как мрачность Крота возрастала и убывал интерес к жизни. А у Тоуда хватало времени только на собственные прожекты.

Но Племянник так легко не сдавался, особенно когда речь шла о благополучии Крота. Никто не значил для него так много, и он не остановился бы ни перед чем, испробовал бы все средства, лишь бы вернуть Кроту душевное равновесие. Поэтому он решил набраться смелости и нанести визит мистеру Барсуку. Мудрейший Барсук жил здесь дольше других и помнил такие давние времена, каких никто из них не застал. Он был одним из немногих, кто помнил еще отца Тоуда.

Племяннику уже доводилось одному бывать у Барсука. И все же до сих пор его охватывал страх, когда он приближался к его дому. Дело было не только в непредсказуемости настроений Барсука — он мог просто не открыть дверь, — но и в том трепете, который внушает Дремучий Лес чужакам. Даже в солнечный летний денек Лес стоял темный, деревья казались огромными, в ямах между ними шевелились зловещие тени. А ближние и дальние заросли кустарника — как они пугающе скрипят и стонут! Поэтому, когда Племянник дошел до середины Леса, набрался храбрости и постучал в дверь Барсука, прислушался к звукам внутри, когда наконец все задвижки были отодвинуты, запоры открыты, а цепочки сняты, он испытал огромное облегчение.

Боязнь, что хозяин будет недоволен, скоро рассеялась. Барсук был очень привязан к Кроту, и, как только Племянник объяснил всю серьезность положения, его не пришлось долго уговаривать отправиться в Кротовый тупик. Они с Племянником пошли через Дремучий Лес тайными тропами, в молчании и глубокой задумчивости. Когда они добрались до Кротового тупика, Крот, как всегда вежливый и обходительный, приготовил им чай, и далеко не сразу Барсук почувствовал, что может приступить к делу.

— Крот, дружище, я пришел навестить тебя. Я понимаю, что ты чем-то угнетен, это бесполезно отрицать. Может быть, тебе лучше выговориться?

— Ах, Барсук, я знаю, ты желаешь мне добра, и поверь, твой приход — большая честь для меня, но уверяю тебя — все в порядке, — ответил Крот.

— Все в порядке? — переспросил Барсук, сбитый с толку спокойным возражением Крота.

— В полном, в полном порядке, — повторил Крот и, чтобы переменить тему, предложил: — Выпей еще чашечку чая. Племянник, поставь чайник и принеси второе блюдо сандвичей с огурцом, которые я приготовил…

Барсук вздохнул, видя, что сейчас он больше ничего не сможет добиться. Крот бодрился, но Барсук все видел по его глазам: тоску и даже, с огорчением надо было это признать, отчаяние.

После этой бесплодной попытки докопаться до сути приключившегося с ним несчастья Кроту становилось что ни день, то хуже, кто бы что ни говорил и ни делал.

Спустя несколько ночей, когда Племянник был у Тоуда, Крот предпринял позднюю прогулку. Какими звездными, слезными тропами ходил он в ту ночь, никто никогда не узнает. Будь Племянник в Кротовом тупике, он, конечно, поднял бы тревогу, но, к несчастью, его там не было. И потому никто не видел, как бродил неприкаянный Крот глубокой ночью вдоль Реки и по Дремучему Лесу, по крупным комьям распаханных полей, вдоль неподстриженных кустов. Никто не видел, как взгляд его дико блуждал, следя за мерцающими звездами и луной, как он все больше уставал и замерзал, как не в силах был подобрать имя своей тоске.

Может быть, иногда он останавливался, чтобы дать отдых больной голове и натруженным ногам, все еще надеясь найти объяснение тому, что его мучит. Кто знает! Как бы там ни было, рассвет застал его сидящим на мрачном, заросшем тростником берегу к западу от загадочного островка, что лежит по течению чуть выше опасной плотины, чей грозный рев прекрасно слышен с места, где Крот нашел себе пристанище.

Безутешный Крот сидел в тростниковых зарослях свесив ноги в воду, зачарованно уставившись на быструю воду в нескольких ярдах. Не место было здесь наземному животному, лишь сильные пловцы, такие как Выдра или Рэт, рискнули бы сидеть здесь опустив ноги в воду.

Никто из обитателей Берега Реки не знал о том, что он находится здесь. Затерявшись в тростнике, одинокий и несчастный Крот все больше сползал в воду, то соскальзывая в сон, то возвращаясь в явь. К утру в воде были уже не только ноги Крота, но и вся нижняя часть его тела, так что, если бы кто-нибудь увидел его, то подумал бы, что Крот хочет сползти в воду и поплавать, — довольно рискованное занятие в этом месте. Можно было предположить, что кончится это плавание весьма плачевно.

И все-таки Крот был не совсем один.

— Кто это там и что он такое затеял? — развязно прошипел кто-то грубым голосом из зарослей тростника чуть выше по течению.

— Да это мистер Крот из Кротового тупика, если глаза меня не обманывают, и, кажется, он ищет неприятностей, — ответили другим голосом, вкрадчивым и свистящим.

Это были горностаи, жестокие и лживые животные, населяющие Дремучий Лес. Они как раз вышли на утреннюю охоту и жаждали приключений.

— Хорошенькое место, чтобы нырять, — заметил первый.

— Это будет не нырок, парень, а погружение.

— Давай-ка подождем, чем дело кончится.

Потом они долго молчали, а Крот тем временем все глубже погружался в воду.

— Ставлю фунт против пенса: больше одного раза он не вынырнет, если его понесет к плотине.

— Шутишь! Да он раньше концы отдаст…

Так эти грубые звери издевались над жалким положением Крота, делая ставки на его жизнь. И вовсе не из жалости, а из корысти оторвались они от занятного зрелища и побежали рассказать об увиденном Барсуку. Они надеялись, что Барсук вознаградит их за беспокойство, например пятью фунтами или около того.

— Пять фунтов. Сдается мне, столько даст Барсук за Крота, — все эти мелкие зверушки большего и не стоят.

Барсук сразу побежал к Кроту, который к тому времени уже почти весь погрузился в воду, и, вытащив друга (причем помощь горностаев была только помехой), сделал выводы о случившемся и принял определенные решения. Важнейшим из них было решение о необходимости запугать горностаев так, чтобы они не вздумали рассказывать о происшедшем кому бы то ни было.

— Если хоть слово об этом частном деле сболтнете кому-нибудь, — предупредил Барсук, — речь будет идти уже не о пяти фунтах, пяти шиллингах или пяти пенсах, а о том, что мне ничего не стоит найти болтуна и выдворить его с Берега Реки навсегда! Это ясно?

— Да, мистер Барсук, конечно, сэр! Вы можете рассчитывать на нас: уж мы-то будем держать язык за зубами! — трусливо юля. отвечали горностаи. При Барсуке они совсем не так запели, как тогда, когда издевались над беззащитным Кротом.

— Да будет так! — сурово сказал Барсук, и горностаи исчезли.

Барсук вновь обратился к другу. Он предложил Кроту отправиться с ним в Дремучий Лес, где в скромном, но вполне удобном доме за ним будут ухаживать и, может быть, наконец выяснится, что же все-таки произошло.

— Я превосходно себя чувствую, правда, в-в-все в п-порядке, — упорствовал Крот, стуча зубами от перенесенного потрясения и от холода, пока Барсук закутывал его в свое пальто.

— Ничего подобного, — твердо сказал Барсук, — и до моего дома отсюда гораздо ближе, чем до твоего. Так что пойдем со мной.