Но проблема заключалась в том, что, по мере того как эйсид-хаус притягивал к себе все больше и больше людей, ветераны Ибицы стали все больше отгораживаться от внешнего мира, стремясь защитить свое ползущее по швам сообщество от чужаков, и таким выскочкам, как Колстон-Хейтер и Роберте, не было места в их компании. К этому времени, вспоминает Стив Проктор, Колстон-Хейтера в клубной тусовке считали «шумным придурком, объектом насмешек». Когда входная политика Shoom ужесточилась, Колстон- Хейтер и Роберте больше не могли приводить в клуб своих друзей. «Они хотели, чтобы Shoom принадлежал только их хреновой замкнутой тусовке, — говорит Роберте. — Никого туда не пускали, хотели, чтобы клуб был только их».
А тем временем в Astoria открылся клуб The Trip, и там не было никакой эксклюзивной входной политики, что вполне устраивало Дэйва Робертса и его друзей. «В Astoria мы были королями, бешено танцевали на столах, заводя всю толпу, веселились не на шутку. Потом мы выходили на улицу, открывали в машине двери и окна, включали звук на полную мощность и устраивали вечеринку прямо на проезжей части, перекрывая движение. Все отрывались на полную катушку. Безумие, друг, настоящее безумие, мы танцевали на крышах автобусных остановок, в фонтане рядом с 'Сентр Пойнт'. Совершенно спонтанные действия, просто так получалось само собой».
Если Shoom был классным клубом, то Spectrum и The Trip были классными идеями. Странное оформление, гипнотическая музыка, внушающие трепет звук и свет, танцпол, до отказа забитый дергающимися в бешеном ритме телами. Снаружи нетерпеливо топчется очередь из сотен человек, страстно желающих бросить свои монетки в жужжащий кассовый аппарат. Было бы несправедливо утверждать, что при виде Spectrum у Колстон-Хейтера сразу возникла в голове мысль о деньгах. Следующие несколько месяцев он будет выступать в роли безжалостного и жадного дельца, чей интерес к эйсид-хаусу ограничивался одними лишь деньгами, и все-таки его любовь к эйсид — во всяком случае, в самом начале — была совершенно искренней. В действительности он был, пожалуй, ближе к жуликоватым поп-иконам шоу- бизнеса 60-х, таким как менеджер Rolling Stones Эндрю Луг Олдхэм, превративший бессмыслицу Тин-Пэн- Элли[69] в наличные.
Колстон-Хейтер попробовал себя в роли промоутера, организовав несколько небольших и ничем не примечательных мероприятий. Увиденное в Shoom и Spectrum вселило в него уверен- ность, что эйсид-хаус может и должен быть открыт для широких масс: вечеринки нужно устраивать не для сотен, а для тысяч. Ему представлялось, как все классы и народы танцуют вместе — вот чем должен был стать эйсид-хаус. «Shoom был очень закрытым заведением, и к тому же его посещала только белая публика, — говорит Колстон- Хейтер. — А мне было непонятно, почему это эйсид-хаус должен быть доступен только избранным». Его первые вечеринки Apocalypse Now[70] на киностудии Wembley в августе 1988-го собирали под одной крышей совершенно непохожих друг на друга персонажей лондонской клубной культуры — тут бывали не только знакомые лица из Вест-Энда, но и намного более широкий круг людей: социальный статус и цвет кожи здесь значения не имели.
В сентябре началась первая волна газетной истерии, полиция принялась закрывать вечеринки на заброшенных складах, и Рэмплинги стали предпринимать попытки скрыть свою деятельность от прессы. Колстон-Хейтер, однако, был полон такого энтузиазма, что предпринял шаг, пуще прежнего отдаливший его от балеарс-кой элиты: пригласил программу News at Теп телеканала ITN снять сюжет об удивительном успехе Apocalypse Now. «Я помню, как Дженни Рэмплинг стояла в дверях и предупреждала всех, кто был тогда в Shoom: 'Не ходите туда, там камеры', — вспоминает Терри Фарли. — У одной девушки случился бэд-трип[71], и они пытались заснять это, а люди кричали в камеры. Это было очень, очень странно». Тогда все говорили о том, что Колстон-Хейтер не только предал сцену эйсид- хауса ради удовлетворения собственного эгоизма, но еще и продал нечто такое, что ему не принадлежало и на что у него не было ровным счетом никаких прав.
«'Клубный эскадрон' [полиции] и в самом деле занимал слишком уж мягкую позицию до тех пор, пока эйсид-хаус не был 'обнаружен' прессой. Однако теперь, после новостного репортажа на канале ITN, в котором показали торговлю наркотиками и бог весть что еще, происходящее на вечеринке Apocalypse Now, парни в голубых банданах прикрывают все сборища на заброшенных складах, о которых им только становится известно, — писал корреспондент журнала Time Out Дэйв Суинделлс. — Рано или поздно это должно было произойти. Полиция должна создавать в глазах общественности видимость активной деятельности, а она никогда не бывает вежливой, когда ее к этой деятельности 'вынуждают'. Непонятно, как вообще получилось так, что журналистам разрешили войти внутрь и снимать. Телевидение не могло заинтересоваться репортажем о восторженной реакции людей на хаус-музыку и балеарские ритмы: то, что молодежь весело проводит время в клубах, едва ли можно назвать новостью. И тем не менее они сказали, что им интересно именно это. Пол Оукенфолддал получасовое интервью о хаус-музыке, после чего ему задали несколько прямолинейных вопросов о наркотическом аспекте сообщества хаус. Нетрудно догадаться, какая часть интервью пошла в эфир».
Позже Колстон-Хейтер переименовал свою организацию в Sunrise [72] (название, как он утверждает, снизошедшее на него на рассвете, сквозь предрассветный туман, во время поездки на выходные в Амстердам), но туг же почувствовал ошеломляющую силу гнева, который на себя навлек: первая же вечеринка Sunrise была остановлена полицией, и Колстон-Хейтер потерял всю свою выручку. Но ведь он был профессиональным игроком и, следовательно, должен был разработать какую- нибудь хитроумную стратегию, чтобы преодолеть это препятствие. Если полиция создает проблемы в Лондоне, почему бы не поехать куда-нибудь еще? Колстон-Хейтер продал тысячу билетов на рейв Sunrise Mystery Trip и организовал автобусы, чтобы доставить клабберов из центрального Лондона в Ивер-Хит в дебрях Букингемшира, где он арендовал ипподром. Вспышки света освещали обсаженную деревьями подъездную дорогу, и, подъезжая ближе, сидящие в автобусах видели в небе лазерные лучи прожекторов, а низкий гул постепенно перерастал в знакомый пульс хаус-музыки.
Колстон-Хейтер хотел создать гедонистическую страну чудес, он даже взял напрокат надувной замок для детей, чтобы клабберы могли прыгать на нем, как астронавты в невесомости. После тесных и душных помещений городских складов новое представление захватывало дух — казалось, людей выпустили на фантастическую арену, сияющую от сказочной пыли МДМА. В разгар ночи свет погас, здание наполнилось дымом, и в полной темноте Стив Проктор поставил иглу на величественные вступительные аккорды «Also Sprach Zarathustra» Рихарда Штрауса, тему из фильма «Космическая Одиссея 2001». Гипнотизирующие звуки оркестра разрастались, наполняя собой пространство, зеленый луч прожектора прорезал облака дыма, и сотни рук одновременно взметнулись вверх. Все, что было видно с диджейской платформы, — это отделившиеся от тела, протянутые к небу руки — руки, выхваченные вспышкой стробоскопов, похожие на человеческую машину творения X. Р. Гигера[73].
«Твою мать! — восклицает Проктор, и сейчас, много лет спустя, с благоговением вспоминая те дни. — Я работал диджеем восемь лет и думал, что уже повидал в своей жизни достаточно безумных людей, но дойти до такого и испытать нечто подобное — это просто взрывало мозг». Когда наступил рассвет, люди играли с лошадьми и собирали цветы, чтобы вплетать их друг другу в волосы, а Проктор пытался уловить это настроение и передать его с помощью музыки: вечеринку закрывали композиции «Magical Mystery Tour» Beatles и «Don't worry be happy» Бобби Макферрина. Хотя хронологически Mystery Tour стал завершением первого «лета любви» эйсид-хауса, фактически он объявил о начале следующего этапа. Была изобретена новая, технически усовершенствованная среда для переживания действия экстази.
В ту же неделю в Лондоне умерла Джанет Мейз — вторая британская жертва экстази, и полиция взялась за проблему всерьез. Колстон-Хейтер, впрочем, был чрезвычайно вдохновлен своим недавним триумфом и уже выбрал место для следующей вечеринки — огромный заброшенный газовый завод посреди пустыря при входе в туннель Блэкуолл, где Стэнли Кубрик снимал свой фильм про Вьетнам «Цельнометаллическая оболочка». Вечеринка Sunrise в «Ночь Гая Фокса» [74] обещала стать крупномасштабным и ярким событием: на нее было продано 3000 билетов. Однако, стоило празднику начаться, как территория тут же была окружена полицией, дорога на подъезде заблокирована и музыка выключена. Люди пытались прорваться через блокаду на дороге, карабкались через заборы с колючей проволокой, и в пять утра полиция в конце концов сдалась и отступила.
Для ветеранов Ибицы эта отвратительная стычка стала лишним подтверждением того, что Колстон-
