– Куда запропастился Мем, Лукреция Борджиа? – осведомился он. – На тюфяке на кухне его нет, а ведь его место там.
– Чего не знаю, того не знаю, масса Хам, сэр. Его всю ночь нет в доме.
Он смотрел на нее, не заботясь прикрыть свою наготу. Она зажгла свечу.
– Где же он? – повторил Хам.
Она плотнее запахнула на себе одеяло и понесла свечу на кухню. Он потащился за ней следом. Открыв дверцу буфета, она нашла коробочку с солью и сделала жест, означавший: вот успокоим вашего отца – тогда и поговорим.
Она насыпала в стакан пол-ложки порошка, налила воды, размешала и спросила:
– Хотите, чтобы я сама сходила к вашему отцу?
– Дай мне. – Хам забрал у нее стакан. – А ты оденься и тоже поднимись наверх. Отец вне себя, он выпьет это и наверняка опять начнет звать тебя.
– Сейчас приду, – кивнула она. – Вы тоже оделись бы, раз все равно не ложитесь. Что это вы расхаживаете голышом?
– Сколько раз ты видела меня голым! – усмехнулся он.
– Что ж из того? Дело не во мне – мужской наготой меня не смутишь, – а в вашем отце: вам не годится идти к нему в таком виде.
Дождавшись, пока он уберется из кухни, она сбросила одеяло и натянула платье.
Хам оказался прав. Из спальни уже раздавалось:
– Лукреция Борджиа, где ты?
– Бегу, масса Уоррен! – Она вступила в полосу света, кое-как освещавшую лестницу, осторожно вскарабкалась наверх и заглянула в спальню Максвелла. Он уже лежал. Рядом с кроватью отца стоял Хам, успевший надеть штаны.
– Ты знаешь, сколько сейчас времени, Лукреция Борджиа?
Она отрицательно покачала головой.
– Второй час. – Максвелл постучал пальцем по большим серебряным часам на столике у изголовья. – А Мема все нет. Ты знаешь, где он шатается?
На этот раз она была вынуждена признать, что существует-таки неведомая ей сторона жизни на плантации.
– Чего не знаю, того не знаю, масса Уоррен. Наверное, блудит, как всегда, по ночам. Есть у Мема страстишка: молоденькие кошечки. Ох и охоч он до них! Воображает себя молодым котом, в котором играют силы!
– Посмотрим, сколько в нем останется сил, когда я велю его выпороть!
– Вы решили его выпороть? – Она подошла к ночному столику и взяла с него пустой стакан.
Максвелл уставился на нее, пораженный столь глупым вопросом.
– За милую душу! Сама посуди, что за молодняк будет у нас получаться, если мы позволим каждому бычку на плантации залезать на любую телку по его усмотрению? Ты сама знаешь, Лукреция Борджиа, что это строгий закон: я сам определяю, кому кого покрывать. Послушный негр не будет успевать натягивать штаны, но пусть сперва дождется моего разрешения. – Он подозвал Хаммонда: – Одевайся и ступай на поиски Мема. Он наверняка прячется поблизости: слишком ленив, чтобы далеко идти, поэтому вряд ли потащился в какую-нибудь хижину.
– Скорее всего, он валяется в кустах позади конюшни, – прервала хозяина Лукреция Борджиа. – Я знаю его излюбленные местечки.
– Захвати фонарь, – посоветовал Максвелл сыну. – Искать черномазого среди ночи все равно что выйти на охоту с завязанными глазами. И захвати с собой плеть, чтобы преподать ему первый урок. Пускай почувствует, что его ждет. Наказание я не отменю.
– Может, мне пойти с массой Хаммондом, масса Уоррен, сэр? Я могу ему пригодиться.
– Иди хоть к черту на кулички, Лукреция Борджиа, мне совершенно наплевать. Ох и надоели же мне негры! Относишься к ним хорошо, лезешь ради них из кожи вон, а они знай жалят тебя, как гадюки! Взять хотя бы Мема: у него самая легкая работа на всей плантации, но разве он это ценит? Держи карман шире! Да, ступай с Хамом! Если найдете Мема, отведите его в сарай и наденьте на него кандалы. А меня не будите. Главное – справиться с изжогой, а дурацкий негр, которого нет на месте, когда он в кои-то веки понадобился, – дело десятое.
Он откинулся на подушки и указал Лукреции Борджиа на свечу. Уходя, она захватила ее с собой.
Сперва она зашла с Хаммондом в его комнату, помогла ему обуться и подождала, пока тот застегнет рубашку. Потом они вместе спустились по черной лестнице и очутились на кухне. Мем так и не вернулся. Вид пустого тюфяка еще больше рассердил Хаммонда, так как представлял собой наглядное свидетельство наглого неподчинения. Свет свечи разбудил одного из близнецов, который сел и захныкал. Лукреция Борджиа угомонила его оплеухой. Мальчуган пошмыгал носом и затих.
Она зажгла толстую восковую свечу в стеклянном фонаре, надела старые матерчатые шлепанцы и распахнула дверь. Они молча направились к конюшне. Лукреция Борджиа беззвучно молилась, чтобы Омар успел к этому времени возвратиться к себе в стойло. Только бы он не задремал на перине в сарае! Ее охватил страх: она смекнула, что они с Омаром такие же преступники, как Мем, и им может быть предъявлено столь же тяжкое обвинение, что и ему. Единственная разница заключалась в том, что преступление Мема уже оказалось раскрыто; о ее же проделках пока что не было известно, и она надеялась, что они никогда не выплывут наружу, так как она превосходила Мема умом.
Ее страх усилился, когда она представила себе, что бы было, если бы черт дернул Максвелла
