— Не совсем. Дэнби и вправду мой приятель.
— Дэнби?
— Хозяин ювелирного магазина, что под нами.
— Что вы хотите сказать? — прошептал я, задрожав как осенний лист, ибо до меня начал доходить смысл его слов. — Вы намерены взять деньги у ювелира?
— Не то чтобы деньги.
— Что же в таком случае?
— Их эквивалент — и не у него, а в его магазине.
Больше спрашивать было не о чем. Я понял все, кроме собственной тупости. Он раз десять мне намекал, но намеки пропали втуне. И вот я в этой пустой комнате — стою, вылупив на него глаза; а вот стоит он с затененной лампой и смеется надо мною.
— Взломщик! — задохнулся я. — И кто! Вы!
— Я же вам говорил, что мне приходится изворачиваться.
— Но почему, почему вы мне не сказали, что собираетесь предпринять? Почему не могли мне довериться? Зачем обязательно лгать? — вопросил я, задетый за живое, несмотря на обуявший меня ужас.
— Я хотел рассказать, — ответил он, — и несколько раз чуть было не рассказал. Может, припомните, как я прощупывал вас на предмет преступления, хотя вы, скорее всего, успели забыть то, что говорили сами? Я не думал тогда, чтобы вы отдавали себе отчет в своих словах, но решил вас испытать. Теперь я убедился, что так оно и было, и нисколько вас не виню. Во всем виноват я сам. Уходите, мой дорогой, сию же минуту; я справлюсь один. Что бы вы ни сделали, меня вы в любом случае не станете выдавать.
О, его проницательность! Его дьявольская проницательность! Если б он стал мне угрожать, принуждать меня или высмеивать, все могло бы — даже тогда — пойти по-другому. Но он предоставил мне свободу бросить его в трудную минуту. Он не стал меня обвинять. Он даже не подумал связывать меня обязательством хранить тайну; он просто на меня положился. Он знал мои слабые и сильные стороны и, как истинный мастер, сыграл на тех и других.
— Погодите, — сказал я. — Это я натолкнул вас на мысль о грабеже или вы в любом случае намеревались его совершить?
— Не в любом, — ответил Раффлс. — Ключ у меня уже давно, это верно, но, выиграв нынче в карты, я решил отказаться от этого дела ибо, говоря по правде, в одиночку тут не справиться.
— Тогда решено — я с вами.
— Вы серьезно?
— Да — на этот раз.
— Кролик, старина, — прошептал он, поднеся на миг лампу к моему лицу; и вот он уже объяснял мне план действий, а я согласно кивал, словно мы всю жизнь занимались грабежом с ним на пару
— Магазин я знаю, — говорил он шепотом, — я там кое-что покупал. Второй этаж мне тоже знаком: вот уже месяц, как он сдается, я ходил его посмотреть и, прежде чем вернуть ключ, сделал слепок. Чего я не знаю — как проникнуть со второго этажа на первый; в настоящее время такого хода нет. Можно проделать его отсюда, но я бы предпочел подвал. Погодите, я вам сейчас объясню.
Он опустил лампу на пол, подобрался к заднему окну, отворил его — оно даже не скрипнуло — и, так же осторожно закрыв, вернулся и покачал головой:
— Вся надежда была на то, что под этим окном на первом этаже есть такое же, но в темноте ничего не видно, а светить лампой снаружи слишком опасно. Спускайтесь за мной в подвал — и не забудьте: хотя в доме ни души, нельзя производить и малейшего шума. Вот оно — послушайте!
Раздался звук все тех же размеренных шагов по плитам тротуара, что мы слышали раньше. Раффлс затемнил лампу, и мы снова застыли в молчании, пока шаги не удалились.
— Либо полисмен, — пробормотал он, — либо сторож, которого в складчину нанимают владельцы местных ювелирных магазинов. Сторожа-то нам и нужно бояться: ему за то и платят, чтобы он подмечал, где что не так.
Мы ощупью сползли по лестнице, которая скрипнула пару раз, несмотря на все предосторожности, забрали в прихожей обувь и спустились еще ниже по узким каменным ступеням. Здесь Раффлс приподнял щиток лампы, надел туфли и предложил мне надеть мои; говорил он несколько громче, чем позволял себе наверху. Теперь мы находились значительно ниже уровня улицы, в тесном помещении с дверью в каждой стене. Три двери стояли распахнутыми, являя взгляду пустые подвалы; четвертая была закрыта на засов, в ее замке торчал ключ. Через эту дверь мы выбрались на дно заполненного туманом глубокого квадратного колодца и прямо перед собой увидели такую же. Раффлс поднес к ней лампу, загородив спиной свет. Внезапно раздался треск, от которого у меня подскочило сердце; я увидел, что в проеме широко распахнутой двери стоит Раффлс и манит меня фомкой.
— Дверь номер один, — прошептал он. — Сколько их всего, один черт знает; мне известно, по меньшей мере, о двух. Впрочем, с ними особой сложности не предвидится; здесь, внизу, мы меньше рискуем.
Теперь мы стояли у начала узкой каменной лестницы — родной сестры той, по которой только что спускались. Дворик, вернее колодец, был единственным местом, куда можно было попасть как из пустующей квартиры, так и из магазина. Однако, поднявшись по этой лесенке, мы уперлись в невероятно массивную дверь красного дерева: проход был закрыт.
— Так я и думал, — прошептал Раффлс. Провозившись с замком несколько минут, он передал мне лампу и засунул в карман связку отмычек. — Тут работы на час.
— Открыть просто так невозможно?
— Нет. Я знаю эти замки, не стоит и пробовать. Нам придется его вырезать, и это займет у нас час.
Это заняло у нас сорок семь минут — я засек по часам — и не у нас, а у Раффлса; мне не доводилось видеть более точной и методичной работы. От меня потребовалось немного — в одной руке держать притемненную лампу, а в другой — пузырек с лигроином. Раффлс извлек красиво расшитый футляр, явно предназначенный для бритв; в нем, однако, были не бритвы, а орудия его тайного промысла, включая лигроин. Он выбрал сверло-пёрку, способное проделать отверстие в дюйм диаметром, и вставил его в маленький, но мощный стальной коловорот. Затем снял пальто и блейзер, аккуратно разложил на верхней ступеньке, стал на них коленями, закатал рукава и принялся сверлить вокруг замочной скважины. Но сперва он смазал пёрку лигроином, чтобы было не так слышно, и всякий раз повторял эту операцию, приступая к новому отверстию, а часто и досверлив до половины. Чтобы высверлить замок, понадобилось тридцать два захода.
Я заметил, что в первое круглое отверстие Раффлс просунул указательный палец; когда же кружок начал перерастать в удлиняющийся овал, он засунул в него руку вплоть до большого пальца. Я услышал, как он выругался про себя:
— Этого я и боялся!
— Что такое?
— Железная решетка с другой стороны!
— Как нам сквозь нее пробраться? — спросил я тревожно.
— Вырежем замок. Но их может оказаться два. В этом случае один будет наверху, другой — внизу, так что придется сверлить две новые дырки, потому что дверь открывается внутрь. Без этого ее не открыть и на два дюйма.
Признаюсь, что мысль о двух замках меня отнюдь не порадовала, тем более что и один замок уже стоил немалых усилий. Мое разочарование и нетерпение могли бы стать для меня откровением, задумайся я тогда хотя б на минуту. Но дело в том, что я пустился в наше нечестивое предприятие с непроизвольным пылом, о котором сам тогда и не подозревал. Я был очарован и увлечен романтикой и опасностью происходящего. Нравственное мое чувство, как и чувство страха, были равно скованы каким-то параличом. И я стоял там с лампой и флакончиком в руках, отдаваясь происходящему с таким самозабвением, с каким ни разу не отдавался ни одному честному занятию. И А. Дж. Раффлс на коленях рядом, черные волосы взъерошены, а на губах все та же настороженная, спокойная и решительная полуулыбка, с какой — я это видел собственными глазами — он снова и снова отбивал броски в матче на первенство графства!
