я не знаю.
— Очень интересно! — сказал Раффлс. — Я сейчас поднимусь и спрошу. Пошли, Кролик, это должно быть весьма забавно.
— Прошу прощения, мистер Раффлс, но вы ничего им обо мне не скажете?
— Нет, конечно! Ты славный малый, и я этого не забуду, если мы немного развлечемся… Развлечемся! — прошептал он мне, когда мы достигли лестничной площадки. — Все идет к тому, что развлечение это будет не из веселых и для меня, и для тебя, Кролик!
— Что же ты намерен делать?
— Не знаю. Нет времени обдумать. Для начала — вот это, — сказал он, начиная громко стучать в запертую дверь. Дверь открыл полицейский. Раффлс шагнул мимо него с видом верховного комиссара. Я скользнул за ним, пока полицейский не пришел в себя от изумления. Наши шаги громко прозвучали на голом деревянном полу. Группу полицейских мы обнаружили в спальне. Они стояли согнувшись под оконным выступом. Первым из них выпрямился Маккензи, окинув нас свирепым взглядом.
— Что вам угодно, джентльмены?
— Мы хотели бы предложить свою помощь, — живо ответил Раффлс. — Некогда мы вам ее уже оказывали. Мой друг, — он кивнул на меня, — был как раз тем человеком, который принял у вас из рук в руки и крепко держал малого, выдавшего потом всех своих сообщников. Несомненно, и при теперешних обстоятельствах он имеет полное право поинтересоваться, что тут происходит забавного, не правда ли? Что касается лично меня, то я как-никак все же помогал донести вас до дома и ради давнего знакомства, дорогой Маккензи, надеюсь, что вы позволите нам развлечься, если тут у вас интересно. Правда, в любом случае лично у меня в запасе всего несколько свободных минут.
— Тогда вы не много увидите, — проворчал сыщик, — так как здесь пока ничего интересного не происходит. Констебль, подите постойте внизу у лестницы и больше никому и ни при каких обстоятельствах не позволяйте подниматься сюда. А эти джентльмены могут в конце-то концов быть нам полезными.
— Вы очень добры, Маккензи! — с чувством воскликнул Раффлс. — Но в чем дело? Я спросил портье, который спускался по лестнице, но ничего у него не узнал, за исключением того, что кто-то приходил посмотреть эти комнаты и что с тех пор его больше не видели.
— Человек, которого мы ищем, — сказал Маккензи, — скрылся где-то в этом районе, если, конечно, я не ошибаюсь. Вы сами, мистер Раффлс, проживаете в Олбани?
— Да.
— Ваша квартира недалеко отсюда?
— Через один подъезд.
— Вы когда вышли из дома?
— Только что.
— Весь вечер были дома?
— Отнюдь нет.
— В таком случае, сэр, мне, возможно, придется обыскать вашу квартиру. Я готов обыскать каждую квартиру в Олбани! Нужный нам человек, кажется, отправился за кровельным железом, но если он не оставил снаружи следов больше, чем внутри, и ежели мы не поймаем его там, наверху, мне придется перетрясти все это здание.
— Я оставлю вам свои ключи, — тотчас же сказал Раффлс. — Сам я иду покутить в ресторане, а ключ отдам полицейскому внизу.
Я затаил дыхание. В чем смысл подобного безумного обещания? Это было своего рода ничем не вызванное, самоубийственное своеволие. Маккензи со словами благодарности уже вернулся к своему подоконнику. Почувствовав отвращение и ужас одновременно, я схватил Раффлса за рукав, мы неторопливо прошли через двойную дверь в соседнюю комнату. Здесь окно выходило во внутренний двор. Оно было открыто, и когда мы выглянули в него от нечего делать, Раффлс успокоил меня:
— Кролик, все в порядке, делай то, что я говорю тебе, а все остальное оставь мне. Ситуация трудная, но я не отчаиваюсь. Все, что от тебя требуется, так это прилипнуть к этим ребятам. Особенно если они будут обыскивать мою квартиру. Им нечего там рассматривать больше положенного, и при тебе они не будут слишком любопытны.
— А где будешь ты? Уж не собираешься ли ты бросить меня, чтобы я сел в одиночку?
— Ну, конечно, козырные карты надо бросать тогда, когда приходит самое время. Кроме того, на свете существуют окна, а Кроусхей из тех людей, которые привыкли рисковать. Кролик, ты должен мне доверять: ты достаточно долго уже знаком со мной.
— Ты уходишь прямо сейчас?
— Нельзя терять время. Прилепись к ним, старина, делай все, чтобы они тебя только не заподозрили. — На мгновение его рука легла мне на плечо, но затем он оставил меня. — Мне пора идти, — услышал я его голос из другой комнаты, — но мой друг будет здесь с вами все время. Я же зажгу свет у себя во всех комнатах и оставлю свой ключ у констебля внизу. Желаю удачи, Маккензи. Мне бы очень хотелось остаться.
— До свиданья, сэр, — ответил сыщик, поглощенный своими мыслями, — премного вам благодарен.
Маккензи все еще был занят обследованием соседней комнаты, а я так и остался стоять у окна, раздираемый противоречивыми чувствами страха и гнева, которые я не мог не испытывать, несмотря на то что хорошо знал Раффлса и имел некоторое представление о его неистощимой изобретательности. К этому времени я уже более или менее представлял себе, что станет делать Раффлс в той или иной ситуации. По крайней мере я мог наверняка предположить, что он будет действовать с привычной для себя хитростью и дерзостью. Он, видимо, должен вернуться к себе домой, предупредить Кроусхея и… увести его с собой. Нет, ведется слежка, и незаметно уйти не удастся. Как поступит Раффлс? Я перебрал в голове множество вариантов и в конце концов остановился на кебе. Окна его спальни выходили в узкий переулок. Расположены они не очень высоко, человек может спрыгнуть оттуда на крышу проезжающего мимо кеба и таким образом уехать прямо из-под носа полиции! Я вообразил себе Раффлса, сидящего на козлах кеба, и картина эта особенно убедительно предстала моему мысленному взору, когда он прошел внизу под окном, направляясь к себе домой и кутаясь от промозглого тумана в полы широкого плаща. Эта картина по- прежнему рисовалась моему воображению, когда он прошел назад и остановился перед констеблем, чтобы отдать ему ключ.
— Мы напали на след беглеца, — сказал голос у меня за спиной. — Почти наверняка он поднялся на крышу, но как он ухитрился это сделать — просто загадка. Мы собираемся запереть квартиру и подняться на чердак, чтобы там осмотреться.
Верхний этаж дома в Олбани, как и повсюду, был отведен под жилье для прислуги и поэтому представлял собой множество маленьких кухонь и спален, которые многими постояльцами, и Раффлсом в том числе, использовались как чуланы. Флигель в настоящее время, как и квартира внизу, к счастью, был пуст. Зато нас набилось тут битком — к управляющему, который присоединился к нам, теперь прибавилась еще свита любопытных жильцов. Это вызвало нескрываемое раздражение у Маккензи.
— Лучше уж запустить сюда всю Пиккадилли по кроне с человека за вход, — сказал он. — Ну а ты, мой дорогой, иди-ка на крышу, — обратился он к констеблю, — а то тут и так тесно, и пусть оружие будет у тебя наготове.
Мы все сгрудились у маленького окошка, которое Маккензи предусмотрительно заслонил своим телом. На какую-то минуту воцарилось полное молчание, нарушаемое лишь скрипом ботинок констебля, который время от времени поскальзывался на покрытой сажей кровле крыши. Затем раздался крик.
— Что там еще? — заорал Маккензи.
— Веревка! — услышали мы. — Висит тут, у водосточной трубы, на крюке!
— Уважаемые сэры, — замурлыкал Маккензи, — так вот каким образом можно подняться сюда снизу! Забросить крюк с помощью одной из этих телескопических штук; а мне подобное и в голову не приходило! Какой длины веревка, мой мальчик?
— Очень короткая. Я достал ее.
— Она доходит до окна? Спросите его об этом! — крикнул управляющий, приходя в сильное возбуждение. — Он может увидеть это, наклонившись вниз.
