ногам, как учтиво расстеленный персидский ковер.
Может быть, именно из-за неповторимого очарования этого вечера она забыла обычную осторожность, скинула на песок коротенькую юбочку и футболку, которые очень любила и надевала, когда ее никто не видел. И так, почти нагая, в одних трусиках, медленно зашла в воду. Вода была изумительно теплая. Карина любовалась черно-белой рябыо, играющей на поверхности озера при каждом взмахе руки, млела от удовольствия, ощущая, как теплое подводное течение омывает ее всю.
— Алан… — прошептала она, закрывая глаза, и ясно, словно бы наяву, представила, как путешествуют по ней его руки и губы. Но едва успела произнести его имя, как и вправду почувствовала чью-то руку на своем плече.
Издав полный ужаса пронзительный крик, Карина резко обернулась и увидела, что это не кто иной, как Алан собственной персоной, стоит перед ней и протягивает огромное махровое полотенце.
— Для человека, у которого даже стакан воды вызывает панику своей глубиной, ты выбрала хорошее время и место для купания! Здесь тебя могут подстерегать опасности, Карина, и далеко не все они связаны с большой глубиной.
— Хочешь сказать, что меня могут ограбить? — произнесла она со смешком, благодарно закутываясь в предложенное полотенце. — Не думаю. На мне нет ничего, что представляет интерес для вора.
Алан стоял против лунного света, и она не видела ни выражения его глаз, ни лица в целом. Но его прикосновение, когда он нежно провел пальцами по ее шее к губам, не оставляло никаких сомнений в его желании. Он хочет меня, подумала Карина, наэлектризованная до предела. Она была готова подарить ему этот поцелуй, подарить ему все, чего он захочет, что только сможет ему дать.
— Я не согласен. В тебе есть нечто такое, что сведет с ума любого мужчину.
— Правда? — спросила она и зажмурилась, хотя ей было все равно, правда это или нет.
Главное, что сейчас он думал именно так, а это уже было немыслимое, невообразимое счастье. Она, как мышонок, дрожала где-то на самом краю ожидания, уже чувствуя вкус его губ, которые вот-вот прикоснутся к ней.
Но они не прикоснулись.
— Ты меня сегодня приятно удивила, — произнес где-то далеко знакомый голос.
Карина открыла глаза — он был здесь, рядом с ней, он взял ее за руку. Чему тут удивляться? Слишком часто он поступал не так, как поступил бы на его месте любой другой мужчина, но это-то и очаровывало, это и завораживало в нем.
— Ты упоминала, что учила французский, но я понятия не имел, что ты так свободно на нем изъясняешься. Тем более мне в голову не приходило, что ты настолько хорошо осведомлена в области всяких международных дел. Когда я провожал их, месье Пелетье признался, что ты произвела на него неизгладимое впечатление.
«А на тебя, Алан? — хотела спросить Карина. — На тебя я произвела впечатление? И что значил твой ласковый и теплый взгляд поверх бокала шампанского, когда мы чокались? И та почти что улыбка, что играла на твоих губах, когда ты смотрел на меня, словно у нас с тобой есть тайна, слишком личная и слишком важная, чтобы раскрывать ее посторонним?» Подавив в себе желание сказать все это, Карина как бы невзначай произнесла:
— Его жена была очень мила, но все время молчала.
Алан засмеялся.
— Его жена очень любит привлекать к себе внимание. Внимание своего мужа и всех присутствующих. Но сегодня ей это едва ли удалось — ты была в центре, вот она и печалилась. В машине месье Пелетье сделал тебе столько комплиментов, что дома, боюсь, его ждет серьезное вы яснение отношений с супругой. Почему ты никогда не говорила, что прекрасно осведом лена как во французском языке, так и в вопросах международной политики? — поинтересовался он.
— А почему ты ни разу не спросил меня об этом, вместо того чтобы быть заведомо убежденным в моем дремучем невежестве?
— Я этого не говорил, Карина.
— Может, и не говорил, но я читаю в твоих глазах все твои мысли.
— Правда? — пробормотал Алан. — В таком случае, это не должно быть для тебя сюрпризом.
И теперь, когда она меньше всего ожидала этого, вдруг приблизился к ней и поцеловал, завладев ее губами в жаркой беззастенчивой любовной игре. Карине показалось, что все ее пять чувств сорвались с места и медленно потекли по озеру, залитому светом луны и звезд.
— Я мечтал об этом с той ночи, — прошептал Алан, прижимая ее к себе так плотно, что она чувствовала напряжение и силу всего его тела и каждой мышцы в отдельности.
Он целовал ее губы, шею, обнаженные плечи, руки. Как он мог всего несколькими прикосновениями своих влажных, горячих губ перенести ее в область столь сказочных, ослепительных ощущений? Карина не знала этого и молча отдалась на волю чувств.
Алан мягко, ненавязчиво провел рукой там, где толстое, пушистое полотенце уже едва прикрывало ее грудь, и Карина послушно разжала пальцы. Ткань скользнула по телу и мешковато упала на песок.
— С того момента, когда ты вошла в гостиную, и в течение всего этого нескончаемого обеда, и потом, когда я провожал консула с его дурочкой до дому, я думал только о той минуте, когда мы останемся наедине. Как я ос вобожу твое прекрасное тело от всех платьев, юбок и свитеров, как сорву с тебя все это… — своим низким, волнующим голосом говорил ей Алан. Одной рукой он играл с ее полосами, другой мягко поглаживал грудь.
Неподконтрольный, неизведанный до сих пор взрыв наслаждения едва не лишил Карину дара речи.
— Я не знала… — прошептала она, — не знала, что ты испытываешь нечто подобное. Ты всегда производишь впечатление хозяина ситуации, ты уверен в себе на все сто процентов и держишь свои чувства в узде.
Он сорвал с себя рубашку, обнажив сильный, переливающийся мышцами торс, и поднес ее руку к своей груди. Карина вздрогнула, ощутив бешеный стук сердца, готового, казалось, выпрыгнуть наружу от волнения и счастья.
— Это похоже на хладнокровного хозяина ситуации?
Карина молча замотала головой и начала медленно гладить ладонью его плечи, грудь, живот, опускаясь ниже и ниже. Дойдя до ремня, ловко расстегнула его. Брюки упали, и Алан, шагнув в сторону, оставил их на песке.
Теперь, когда между ними была лишь ничтожная полоска ткани, Карине показалось, что она умрет от желания. Ее движения стали лихорадочно быстрыми, дыхание участилось. Алан поднял ее на руках и положил на еще теплый песок. Она мечтала о том мгновении, когда они наконец соединятся воедино, но Алан прошептал:
— Всему свое время, Карина.
Она заводилась все больше и больше. Уже не было ни песка, ни шороха волн, остался только Алан, который склонился над ней и целовал ее нежную шею, ее трепещущую от поцелуев грудь. Он властно проводил руками по ее напряженной спине, умопомрачительным бедрам и прелестным ногам, доводя до исступления и заставляя забыть все на свете. Каждое прикосновение его рук оставляло, на ее теле жгучий след, и, уже вся горя, она могла только молить его:
— Алан, пожалуйста…
Но сладостная пытка продолжалась. Однако теперь, по-видимому, Алан тоже начал терять себя в сумраке ночи, в красоте тела Карины, в ее прерывистом дыхании и призывном голосе. Он застонал, опустился на нее и вошел в нее мягко, но уверенно, и они забылись в сладком ритме.
Карина содрогалась и, нащупав плечи и грудь Алана, обняла его, боясь провалиться в бездну. Она не помнила, как все закончилось, ощущала лишь, что в ушах еще перекатываются отголоски их стонов и что он теперь лежит, обессиленный, рядом с ней и нежно перебирает пряди ее волос.
— Это… это было фантастическое ощущение…
Он поцеловал ее в лоб и в губы.
— Я мечтал бы провести с тобой всю ночь, Карина. Но… ты понимаешь…
— Завтра утром Джейми должен увидеть, что ты тут, за стеной, что все по-прежнему.
