– Оружие! На пол!!! – закричал Шелли.
Михаэль спрятался за Климентиной. Оказалось, он, словно таракан, умеет становиться компактным и почти невидимым.
– Убивать ты научился, не спорю, – послышалось его брюзжание. – Но как выстрелить, чтобы сразить меня и не подпортить шкурку подружке? А? Может, покажешь?
– Вы не уйдете отсюда живыми, – пообещал Брут, неторопливо обходя Михаэля сбоку.
– Вот уж кто не выберется с Ганомайда живым, так это ты, Бейтмани. – Голос Михаэля стал суровым, словно льды Пангеи. – Говорила ли тебе Климентина, что в моих списках ты числишься покойником? Ну же! Говорила?
– Говорила-говорила, – снисходительно ответил Брут.
– А знаешь почему? Потому что ты – мертв. Ты стал трупом на Плутонии! Ты до сих пор дышал, пил и ел с моего позволения! Я рассчитывал, ты пригодишься для поимки Тэга. Но извини, необходимость в тебе отпала… Нужно сказать лишь: «Брут Бейтмани – умри!» Забавно, да?
Огонек на шейном корсете Брута, – тот самый, который сообщал, что регенерация костных тканей продолжается, – погас. Раздался громкий щелчок.
– Ри-ри-ри, гелиопауза худа! – бросил Михаэль.
– Шелли! – успел прошептать Брут.
И снова Климентина закричала, и крик ее утонул в грохоте взрыва. Упругий поток воздуха сбил Шелли с ног. Сквозь болезненный звон, которым наполнились уши, донесся рев Константина и свист: это страшный молот взлетел почти к самому своду, а затем рухнул вниз. Вниз, на него – беспомощного, оглушенного и обескураженного. Шелли откатился, – это вышло бессознательно, инстинктивно. Перед глазами стоял образ гибнущего Брута, а мозг переваривал его последнее: «Шелли!» Брут надеялся, что он поможет!..
Молот врезался туда, где долю секунды назад была голова Шелли. От удара, казалось, содрогнулся весь город. Тысячи мраморных осколков взмыли в воздух. Константин прорычал что-то нечленораздельное и занес молот еще…
Но в руках Шелли уже блистал золотой кадуцей.
Светло-зеленый луч угодил бесфамильному в пах. Не отпуская кнопку активатора, Шелли повел кадуцеем вверх.
Могучее тело Константина развалилось на две половины, напомнив всем, что бактерии и прочая дрянь размножается делением…
И в ту же секунду, не меняя положения, Шелли направил кадуцей на Климентину. Без тени колебания нажал на активатор.
Михаэль задохнулся от боли: луч пережег ему руку. Ту самую руку, которой он держал у горла заложницы нож.
Климентина упала на колени, и Шелли смог посмотреть Михаэлю в глаза.
Он успел прочитать в расширенных зрачках своего палача гамму чувств: смесь физической боли, животного страха, непринятия поражения… Затем сверкнул тонкий, словно игла, луч, и голову безымянного срезало безжалостным пламенем. Срезало чисто, словно раскаленным лезвием остро отточенной секиры.
Обезглавленное тело заметалось по полу: Михаэль и после смерти не мог угомониться. Мертвец в немом исступлении бил руками и ногами по мраморному покрытию. Казалось, еще немного, и он сможет подняться. Михаэль тянулся к Шелли и Климентине то скрюченными пальцами левой руки, то кровоточащей культей правой, словно был одержим злым духом. Безымянный желал во что бы то ни стало завершить начатое дело…
Шелли поднял кадуцей. Он не испытывал ни ярости, ни отвращения, ни жалости. Он просто избавился от раздражающего объекта – рассек тело Михаэля лазером. Сначала вдоль, а затем поперек. Превратил главаря безымянных в дымящуюся кучу зловонного мяса.
Потом проделал то же самое с телами остальных головорезов. Ему было безразлично: мертвы ли они… ранены ли и нуждаются в сострадании… в гуманизме и человеколюбии, в принципиальности того молодого человека из уважаемого прайда, каким он был совсем недавно.
Совсем недавно… Никогда уже не станет таким, как прежде. Он. Никогда…
Нетвердой походкой Шелли приблизился к Климентине, – та продолжала стоять на коленях. Опустился рядом, положил теплый кадуцей на пол. Климентина с готовностью обвила его шею руками, уткнулась лицом в грудь. Тонко и жалобно заплакала, изо всех сил пытаясь что-то сказать сквозь слезы.
Ему следовало утешить ее, поддержать ласковыми словами, крепкими объятьями… Он держал в руках слабого, беззащитного, убитого горем человека, и не мог сказать ничего. Он понимал, что не существует слов, которые могли бы облегчить их скорбь.
Одну великую скорбь на двоих.
Он разомкнул непослушные губы… И понял, что вместо утешительных речей издает глухие рыдания. На миг смешался, сдерживая плач внутри стиснутого спазмом горла, а затем махнул на все рукой, прижался щекой к спутанным волосам Климентины и дал волю чувствам.
Они стояли на коленях друг напротив друга посреди пустого зала-площади. Вокруг них было тихо, пусто и смердело смертью.
– Я…я больше не… не слышу их… – наконец, смогла выговорить Климентина. – Ай-Оу… Брут… Ай-О- о-о-у…
– Все… все закончилось, – пробормотал в ответ Шелли и прибавил по-мальчишески: – Мы им всем показали… мы им показали!..
– Мы не успели! Мы не спасли! Мы погибаем!
– Не спасли – да, – согласился Шелли, зарываясь носом в ее пахнущие дымом волосы. – Но безымянные не посмеют вторгаться в Сопряжение! Мы приведем за Солнце боевой флот благородных! Мы превратим в радиоактивную пыль их проклятые астероиды!
– Во мне что-то умерло… – прошептала Климентина. – Я – больше не я, я – пустая обертка, и нет смысла продолжать жить!
– Не говори так! У тебя есть я, – ответил Шелли.
– Есть? – переспросила Климентина.
– Есть. А у меня есть ты.
– Есть?
– Есть-есть… Нам бы выбраться из этого страшного места… И я ни за что не отпущу тебя. Никогда!
– Зачем все? Столько смерти кругом! Мне страшно, Шелли! Самовлюбленный негодяй Шелли! – Она еще крепче обхватила его плечи. – Почему так больно?
– Ну-ну… Мы выберемся. Нужно только суметь встать на ноги…
Тяжелый люк, преграждающий вход на посадочную платформу, нехотя отъехал в сторону. В лица Шелли и Климентины дохнуло запахом горячего металла и химических смол, – при помощи последних город затягивал пробоины в куполе.
Они предстали перед тем, что осталось от «Кракена».
Шелли присвистнул: выдвижную створку над платформой вдавило внутрь (скорее всего, в нее врезался крупный метеорит). Бронированная плита, словно пресс, стиснула корму корабля, заставила платформу просесть. Теперь увенчанный системой отражающих экранов нос «Кракена» задирался вверх, а корма была погребена среди тонн искореженного металла.
– Пойдем, все же посмотрим, – Шелли взял опешившую Климентину за руку и повел к кораблю безымянных. – Может, что-нибудь удастся придумать.
Вдоль корпуса «Кракена» темнели открытые люки. Очевидно, на корабле ждали Михаэля и его подельников, потом… потом закрываться уже не было смысла. Шелли решительно двинулся к ближайшей аппарели.
Ни капли страха.
Удивительно, но он не испытывал ни капли страха. Маячила мысль, что впереди ждет неприятная
